— Ну и отстрели. Лучше сразу, чем одноруким мучиться. Акак болит, стерва. Слышь, у меня тут в поселке по соседству баба фельдшерица.Давай заедем. Полчаса всех делов. Баба золотая, слова никому не скажет, всесделает в лучшем виде, и мне спокойнее. Слышь, Вова?

— Да сейчас вокруг города ментов шныряет чертовапрорва. А если нарвемся?

— Так нам к городу не надо, мы по проселочной дорогеили сразу в село. Возьмем Юркину тачку. Полчаса туда, полчаса обратно. Самоебольшее через два часа вернемся. Спасать руку надо. Чего ты, связанную бабуодин не покараулишь?

Наступила тишина, Вовка размышлял, раненый ерзал, Юркадемонстрировал равнодушие, а я молилась, чтобы Вовка посочувствовал дружку исогласился.

— Ладно, — наконец сказал он, раненый вздохнул соблегчением, а я мысленно перекрестилась. — Только поаккуратнее, ворон неловите и сразу сюда. В шесть за ней приедут. Мне неприятности ни к чему, да ивам тоже. Свищу твоя рука по барабану.

— Ладно, ладно, — заторопился нытик, и все троенаправились к двери. Послышался звук удаляющихся шагов, затем по соседствузаработал мотор, скрипнули ворота, и через минуту вновь все стихло.

Вовка затопал на крыльце, вошел в дом и сразу же направилсяко мне. Я лежала, не шевелясь и вроде бы даже не дыша, парень что-то пробубнили пощупал у меня пульс, для этого ему пришлось перекатить меня на бок. Язастонала негромко, но выразительно, а он сказал удовлетворенно:

— Живая…

Я легла на спину и открыла глаза. Парень сидел прямо передомной, и теперь я могла хорошо его рассмотреть. Этим мы и занимались минуты две.Парень был среднего роста, коротко стриженный, узкий шрам рассекал правую бровьпополам и терялся где-то в волосах, губы вытянуты стрункой, в глазах скореелюбопытство, чем злость. Он дернул за пластырь, которым был залеплен мой рот, ая взвыла от боли.

— Вы кто? — едва выговорила я и сильнозакашлялась, он не ответил. Перестав кашлять, я испуганно огляделась испросила:

— Где я?

— В надежном месте.

— Зачем меня связали?

— Ты плохо себя вела.

— Где?

— Чего?

— Где я плохо себя вела? Ведь это не больница?

— Не больница. Ты что ж, ничегошеньки не помнишь?

— Нет, — испуганно покачала я головой. — Чтослучилось?

— Так. Ерунда. Потом узнаешь. Ты одному парню рукупрострелила. Он здорово разозлился.

— Я прострелила руку? Чем?

Вовка нахмурился, глядя на меня с подозрением и заявил:

— Ничем. Я пошутил. — Встал и отошел в дальнийугол, устроился за столом, взял бутылку пива, но то и дело посматривал на меня.А я на него. Долго он не выдержал, пиво кончилось, а занять себя в домушке былосовершенно нечем, даже телевизор отсутствовал. Для такого парня, как он, этонастоящее бедствие. — Чего смотришь? — спросил он, вновь подходя комне. Я пожала плечами, потом жалобно попросила:

— Скажите, зачем мы здесь? Почему меня связали?

— Говорю, вела себя плохо, — хмыкнул он, глядя наменя очень внимательно, теперь голос звучал иначе, да и выражение глазменялось. Ночная рубашка на мне задралась почти до бедра, вскоре парень началоткровенно пялиться на мои ноги. Я покраснела и попыталась одернуть рубашку,дело это оказалось мне не по силам, и она задралась ещё выше. Добилась я толькоодного: Вовка положил руку мне на бедро и препаршиво улыбнулся. —Скучновато здесь, а? — спросил он.

— Вы меня пугаете?

— Конечно, я видел, какая ты пугливая. Ты вообще кто?Давай знакомиться.

Он ещё что-то болтал, руки его вовсю шарили по моему телу, ая таращила глаза и пыталась увернуться, чем заводила его ещё больше.

Вовка расстегнул штаны, а я злобно порадовалась человеческойглупости: несколько минут назад рассуждал он весьма здраво и был настороже, астоило увидеть голую бабу, и на тебе: ни здравомыслия, ни осторожности. К этомумоменту меня вроде бы тоже проняло, и мы сплелись в жарких объятиях. Впрочем,мне со связанными ногами и руками сплетаться было затруднительно, и Вовка этопонял. Поднялся, достал нож из куртки, висевшей на стене, и разрезал веревки,стягивающие мои щиколотки.

— Руки, — пробормотала я.

— Как вести себя будешь, — хохотнул он,устраиваясь между моих ног, а я пообещала:

— Хорошо. — Приподняла бедра, вызвав у негоочередную ухмылку, и обхватила ногами за шею. Ухмыляться он сразу перестал.Раздался хруст, подождав немного, я ослабила хватку и легонько толкнула парняногой, он свалился на грязный пол, а я сосредоточилась на своих руках. Минутдесять я потратила на то, чтобы пропихнуть свое тело в кольцо собственных рук.Как мне удался этот фокус, понятия не имею, но ощущение было, что проделываю яэто не в первый раз. Впрочем, к этому моменту удивляться я перестала, уж очень многоскрытых способностей обнаружила в себе за последние недели.

Как бы то ни было, а теперь руки у меня скованы не заспиной, а на груди. Устроившись на полу рядом с моим несостоявшимся любовником,я обследовала его карманы. Ключ от наручников оказался в куртке, я сняла их,прикидывая, сколько прошло времени с момента отъезда Юрки с нытиком. Нытикутверждал, что максимум за два часа они обернутся.

Для начала что-то следовало решить с одеждой, в ночнойрубашке и босиком не набегаешься. Я стянула с парня джинсы, а потом и футболку,к сожалению, использовать его ботинки я никак не могла и решила позаимствоватьтолько носки. Чистюлей парень не был, я скривилась и в конце концов отказаласьот этой мысли. В куртке лежал пистолет, а вот какие-либо документы и деньгиотсутствовали. Оставив фонарь включенным, я вышла из дома и осмотрелась. Вокругникакого намека на человеческое жилье, только лес. Накатанная дорога впредрассветных сумерках выглядела непроезжей. Заканчивалась она как раз возлеворот, далее лес стоял сплошной стеной. Пройдя вдоль дороги с полкилометра, яне приметила ничего заслуживающего внимания и решила вернуться.

В дом входить не стала, прошла вдоль забора, устроилась накаком-то пеньке и стала ждать. Вскоре послышался неясный шум. Подождав ещё немного,я с удовлетворением констатировала, что по направлению к дому движется машина.Сверкнули фары, шум мотора стал громче, и через некоторое время белая «Нива»тормозила возле ворот, водитель нетерпеливо посигналил, хлопнула дверь, и Юрказло крикнул:

— Не можешь ворота открыть, что ли? — Надополагать, праведное негодование обращено было к усопшему Вовке. То, что дружокиз домушки не появился, парней не удивило.