Тут впопыхах составили манифест, и присутствующие присягнули. Отсюда, спустившись, я пешком обошла войска. Собрано было 14 тысяч гвардии и полевых войск. Как только я появлялась, меня встречали радостные крики, которым вторил бесчисленный народ», – вспоминала императрица.

Манифест возвещал, что императрица по явному и нелицемерному желанию всех верных подданных вступила на престол, став на защиту православной русской церкви, русской победной славы и внутренних порядков, «совсем ниспроверженных».

Во время этого бескровного переворота было выпито очень много вина: Екатерина объявила, что угощает всех. Долги «за растащенные при благополучном ее величества на императорский престол восшествии виноградные напитки солдатством и другими людьми» Сенат выплачивал более трех лет.

А что же Петр Федорович?

Ну а Петр, приехав в Петергоф со своими приближенными, не обнаружил там никого. Петр подъехал к Монплезиру, тот оказался пустым. Обшарили весь сад, но нигде не обнаружили ни императрицы, ни ее людей.

От слуг узнали, что Екатерина рано утром тайком уехала в Петербург. Петр был в недоумении. Более опытные сановники, в том числе канцлер Воронцов, сообразили в чем дело и вызвались ехать в Петербург разузнать, что там делается, и усовестить императрицу. Екатерина затем уверяла, что им велено было даже убить ее в случае надобности. Но это было явным преувеличением. Опытные царедворцы, приехав в Петербург, немедленно присягнули новоявленной самодержице и более к Петру не воротились.

Из деятельных людей на стороне императора остался один старый фельдмаршал Христофор Антонович Миних, последний из «птенцов гнезда Петрова» – талантливый военный инженер, строитель Петропавловской крепости. Это был человек, знавший толк в переворотах. Он пережил их немало, а свержение герцога Бирона даже самолично организовал.

Теперь Миних советовал Петру Федоровичу плыть в Кронштадт и, засев там, обороняться. План мог удаться, но Петр слишком долго колебался, а когда наконец решился и подплыл к крепости, то Кронштадт уже успел присягнуть Екатерине. Когда корабль императора приблизился к крепости, оттуда было объявлено, что по нему будут стрелять, если он не удалится.

Но Миних не сдавался! Гвардия изменила, но оставалась еще и армия. Он предложил плыть к Ревелю, а оттуда в Померанию, чтобы стать во главе русской армии, находившейся за границей. Но Петр не решился, возможно, и правильно – после изменнического мира с Фридрихом в армии его не ждал теплый прием. Император забился в самый низ галеры и поплыл назад в Ораниенбаум. Сопровождавшиеся его вельможи приуныли, дамы рыдали.

Петр еще раз робко предложил Екатерине «помириться», но просьба осталась без ответа. Орлов привез ему составленный Екатериной акт якобы «самопроизвольного» клятвенного отречения от престола. С Петром сделался обморок. Некоторое время спустя к нему пришел Панин. Совершенно сломленный Петр умолял, чтобы ему было позволено удержать при себе четыре особенно дорогие ему вещи: скрипку, любимую собаку, арапа и Елизавету Воронцову. Первые три «вещи» ему оставили, а фаворитку отправили к отцу в подмосковную деревню. Впоследствии сама Екатерина II взялась устроить дальнейшую судьбу Воронцовой, «чтобы она уже ни с кем дела не имела и жила в тишине, не подавая людям много причин о себе говорить». Елизавету Романовну выдали замуж за помещика Полянского, и она более не появлялась при дворе.

«Вся эта внезапная революция вспыхнула и совершилась не более как в два часа времени, причем не было пролито ни капли крови и вообще не прибегнуто ни к какому насилию, и все части города оставались так спокойны, как будто не произошло ничего особенного; одно бросалось в глаза – это были пикеты, расставленные у мостов, и несколько гвардейцев, разъезжавших патрулями по городу для наблюдения за порядком», – описывает ситуацию английский посол Роберт Кейт.

Примечательно, что люди, до последних дней хранившие верность Петру, не были наказаны за это Екатериной. Старый Миних, проявивший наибольшую активность, был арестован. Екатерина лично беседовала с ним, и поняв его верноподданнические мотивы, простила. Старый фельдмаршал принес ей присягу.

Убийство?

Бывшего императора удалили в Ропшу, загородную мызу [12]в 30 верстах от Петербурга, подаренную ему императрицей Елизаветой. Там он содержался под охраной гвардейцев во главе с Алексеем Орловым, и от отчаяния безудержно пил. Через неделю низложенный император погиб. По официальной версии, причиной смерти был приступ геморроидальных колик, то есть мышечный спазм прямой кишки, усилившийся от продолжительного употребления алкоголя и сопровождавшийся сильным поносом. Подобный приступ действительно может привести к образованию тромбов, нарушению кровоснабжения жизненно важных органов, и как следствие – к смерти.

Вскрытие, произведенное по приказу Екатерины, удостоверило отсутствие всяких следов отравы: желудок оказался вполне здоровым, воспаление было только в кишках, а смерть последовала от апоплексического удара. Врач констатировал, что у Петра III была выраженная дисфункция сердца – «сердце найдено было чрезвычайно маленьким и сморщенным». Кроме того, варикоз вен, геморрой, воспаление кишечника, признаки апоплексии. Все это создавало высокую вероятность инфаркта или инсульта.

Однако есть и другая версия, которая называет убийцей Алексея Орлова. Сохранилось три его письма, адресованные Екатерине.

Первое:

«Урод наш очень занемог и охватила ево нечаеная колика, и я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил».

Второе:

«Боюсь гнева вашего величества, штоб вы чего на нас неистоваго подумать не изволили и штоб мы не были притчиною смерти злодея вашего <…> он сам теперь так болен, што не думаю, штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспамятстве, о чем и вся команда здешнея знает и молит бога, штоб он скорей с наших рук убрался».

И последнее письмо, которое дошло только в тайком сделанной копии:

«Матушка, его нет на свете, но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя. Но, государыня, свершилась беда: мы были пьяны, и он тоже, он заспорил с князем Федором [Барятинским]; не успели мы рознять, а его уже не стало».

Как истолковать эти слова – как признание в убийстве или всего лишь свидетельство того, что ссора, эмоциональное возбуждение спровоцировало инфаркт или инсульт? Вопрос остается открытым.

Много лет спустя графиня Головина передавала, слышанный ею от Панина, рассказ об этом трагическом происшествии. Она находила это свидетельство тем более ценным, что сам Панин никогда не был особенно расположен к Екатерине и считался человеком беспристрастным. Она сообщила, что «однажды вечером, когда мы были у него в кругу его родственников и друзей, Панин рассказал нам много интересных анекдотов и незаметно подошел к убийству Петра III». «Я был, – говорил он, – в кабинете Императрицы, когда князь Орлов пришел известить ее, что все кончено. Она стояла посреди комнаты; слово кончено поразило ее. «Он уехал!» – возразила она сначала. Но, узнав печальную истину, она упала