– Ну, и кто же?

– Нашлась проницательная личность, которая открыла правду и сообщает всем желающим. Нежелающим тоже.

Андрес покачал головой наивно-сокрушенно.

– Ну так телись. Хоть узнаю, а то всю жизнь в потемках.

– Дословно: такой отличный парень, душа-человек, все понимает, веселый-превеселый и совсем простой. Доволен?

– А как Феликс определяет тебя?

– Забыл поинтересоваться. – Андрес заметил книжки. – А это что? Побывал у Виртуса! И как тебе роковая тайна?

– Одну строчку прочел. Смешно. Ты разве читал? В чем там дело?

– В том, что простой отличный парень узнает, что его родной отец – самый настоящий разбойник. Грабит и убивает. Родного сына собирался прикончить. В таком духе.

– И простые парни жалуются Виртусу, что у них тоже с отцами нелады. Понятно. А зачем это ему?

– Наставник-энтузиаст. Мечтает о духовном водительстве. Да и правда водит кое-кого. Кстати, у тебя хорошие шансы. Ведь Марта не пользуется женским успехом.

– Не может быть.

– Где ваша проницательность, маэстро? Ее слишком торжественно признают красавицей. Разумному человеку не нужен музейный уникум. Это раз. Здесь все ужасно порядочные. Это два. С честными намерениями на нее не претендуют, с нечестными – тем более. Сокровище очень плохо лежит и ждет, чтоб его подобрали. А ты ведешь партию грамотно.

– Она же тебе боевой товарищ.

– Ах да! Это три. Надежный боевой товарищ. Гражданка и ополченка. Такую не за что любить.

– Разве?

– Ты идешь или так и будешь валяться? Тогда наливай. … И что значит «разве»? Женщин любят не за гражданские доблести. Или думаешь, за доблести?

– И за что же?

– Ровно за то же самое, за что презирают. За бабью логику. За ветер в голове. За жадность к танцам, побрякушками и тряпкам. За стервозность и капризы. За глупый эгоизм и предательскую ненадежность. За рабскую преданность и собачью самоотверженность. За то, что с ней опасно. За то, что с ней безопасно. Как в игре. От огромного выигрыша каждый нерв дрожит и ликует. И от проигрыша тоже.

– Вот как? Здесь азартные игры запрещены? А неазартные тебя не занимают?

Он то ли не понял, то ли не обиделся.

– Здесь мало что запрещено. Нет, дело в другом. Народ не такой, чтоб трудовые гроши просаживать. Здесь нравы тугие. А риска без того хватает. Кстати, вот и четвертый пункт: в игре с дочками Старого Медведя рисковать никто не станет. Кроме тебя да меня.

Эта тема слишком горячо его занимала. Или он провоцировал меня на что-то. Пауза. И вопрос:

– Это правда, что они тебе родственники?

– Вовсе нет. Я и сказал, что нет, когда спрашивали. Не понимаю, откуда взялось. Да пусть говорят, какая разница.

– Если ты родственник, то – недуэлеспособен.

– Что-что такое? – Все-таки он меня зацепил. Пришлось встать.

– Имей в виду. Здесь дуэли разрешены не всем. Есть особый список, кому нельзя. Но таких и обижать нельзя: они ответить не могут. Кто входит в десятку стрелков, те ни вызвать не имеют права, ни принять вызов. И вся семья тоже. Юджина в десятке, поэтому подразумевается, что вызов любому члену семьи – или от любого – приняла бы или предъявила она, и шансы были бы неравные. Потому и нельзя. Наши стрелки не промахиваются.

– То есть как? У вас тут и женщины стреляются?

– Стреляются там, где это строжайше запрещено. А у нас дуэлей вообще не бывает. Сколько я здесь, ни единого случая. Но по закону – пожалуйста, полное равенство. Для совершеннолетних, разумеется, ополченцев и ополченок. Еще услышишь историю. Кто-то когда-то не так взглянул на Марту, а потом сбежал, струсил стреляться с Юджиной. Если ты из их семьи, к тебе будут очень бережно относиться, но зато и ты никого задеть не можешь. А то скажут: распоясался от безнаказанности.

– А я вчера чуть не нахамил Дону Дылде. Так, от плохого настроения. Он тоже в списке?..

– В первую очередь.

– А твои слова обидны для Марты.

– Даже так? Вот какой я нехороший человек, нарушаю хорошие правила. Если кому-то обидно, вина не моя. Говорю как есть. Ты же не побежишь пересказывать.

– Есть еще понятие «предостеречь».

– Против кого из нас?

Воскресным утром к дубу-великану я отправился задолго до срока, чтобы задушевный друг не навязался в попутчики. Поехал окольным путем и заблудился. Куда бы я ни поворачивал лошадь, везде меня встречал лес, то дымящийся сырой тенью, то сверкающий солнечной зеленью. Время стояло, как вкопанное, и бежало, как пришпоренное. Тишина, прозрачный ручей, щелканье неизвестной птицы, слитный шорох кузнечиков. Давно катился десятый час. Положение и смешное и отчаянное. Но ведь я не мог забраться глубоко в чащу!

Вдруг ясно донесся окликавший меня голос. Мужской, незнакомый. Я отозвался, с удивлением, но и с самой детской радостью. Скоро на полянку вынырнул всадник. Метис Гай. Он-то здесь откуда? И как меня нашел?

– Сразу подумал, что вы в заколдованном месте. Я ведь тоже еду с вами. Проводником.

– Заколдованное – это как?

– Здесь такие петли у ручья, что заставляют кружить, держат. Непривычному человеку трудно выбраться.

Когда мы выехали на опушку, впереди вместо дуба оказалась скала.

– Где мы?

– У идола.

Я переспрашивать не стал. Сам разберусь. Обогнув скалу, увидел маленький отряд, лошадей, тележку. Герти всплеснула руками и завизжала. Старшие сестры улыбались сияюще. Андрес хмурился удивленно. Старый Медведь хлопнул по плечу. Собираясь, я нарядился в здешнем духе: синие штаны, белая рубашка, белая косынка, и теперь со смехом заметил, что и все остальные одеты точно так же. В последний момент по вдохновению нацепил тяжелый пояс с кобурой и был очень доволен, что не ошибся. Кроме Гертруды, все были вооруженные. Зачем – неизвестно. Но увлекательно.

Меня призвали смотреть идола, явно гордясь диковиной. Где же он? И вдруг понял. В рельефе скалы проступала – чем дольше вглядываешься, тем яснее – получеловеческая-полузвериная фигура метра в три высотой: грозный поворот рогатой головы, воздетые руки-лапы, широко открытые глаза – один слепой, другой огненный. Вдруг мнительная мысль перебила настроение: пожалуй, визги и улыбки приветствовали догадливость проводника, а вовсе не мое появление. Да или нет? Незаметно отступая, присматривался. И заметил: Андрес упорно, угрюмо, сощуренно и явно забывшись глядит – да на кого же? На Герти. Ничего себе. Впрочем, можно было и раньше догадаться. Интересно, а она знает? Они все – знают?

Метис обернулся и перехватил мой взгляд. Вот у кого глаза на затылке. От чужой тайны, так легко доставшейся, мнительность испарилась. Я принялся расспрашивать об идоле. В каменном существе и правда чудилось что-то могучее и жуткое. Что это такое? Откуда и зачем? Неужели игра природы?