Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующих главах я прослежу, как с ходом истории мы все глубже погружались в размышления. Отправная точка – начало времен.
Часть вторая
Реки истории
Горизонты планирования
Элиза считает, что большинство водителей, попавших в автокатастрофы, когда у них в машине не было пассажиров, являются скрытыми самоубийцами.
– Почему? – спрашиваю я.
– Знаю, звучит цинично. – Элиза не отводит взгляда. – Просто логика, и все. Погибнуть в автокатастрофе – это ужасно, но не так плохо, как самому наложить на себя руки.
Я уже готов поинтересоваться, не читала ли она какого-нибудь исследования на эту тему, но понимаю, что это не социологическое предположение, а исповедь. Элиза говорит о собственном опыте.
Элиза всегда с оптимизмом смотрела в будущее. В детстве она знала, что пойдет в школу, и с нетерпением ждала этого дня. В школе, в старших классах, она с нетерпением ждала, как будет получать оценки. В гимназии Элиза знала, что будет поступать в университет, и с нетерпением ждала этого дня. Жизнь разворачивалась перед ней, обещания сбывались одно за другим. С беспокойством Элиза тоже была знакома, но чувство предвкушения пока побеждало.
Она любила строить планы. Планы на каждый день.
По словам Элизы, она планировала свою жизнь, сколько себя помнит. Ее родители планировали все вплоть до мелочей. Элиза не помнит, чтобы они нервничали. Пару раз мама испугалась, что занервничает, – она не могла найти ключи от машины, пришлось бы ехать на автобусе – хотя она и так приехала бы на десять минут раньше. Элиза испытывала что-то вроде непрямого стресса. Не тот стресс, который парализует. Это был растянутый во времени стресс долгого ожидания.
Когда родители Элизы собирались в гости, они старались приехать минут за двадцать до назначенного времени, не меньше. Приехав, ждали в машине. Иногда слушали радио. Иногда нарезали круги по кварталу.
«Если везло с погодой, мы могли зайти в пару магазинов или прогуляться. Приходить в гости слишком рано тоже нехорошо, так что мы часто ждали в машине по полчаса».
Если родители Элизы собирались в какое-нибудь незнакомое место, они разведывали дорогу загодя. Когда маме Элизы надо было поехать на Готланд, вся семья накануне назначенного дня проделала путь до Оскарсхамна (час в один конец), чтобы уточнить, где там порт. Обратная дорога до дома тоже заняла час.
«Они планировали вообще все. Хоть в отпуске, хоть на рабочей неделе. Каждую пятницу составляли список покупок, решали, что готовить на ужин в течение следующей недели. Утром, будь хоть выходной, хоть каникулы, папа спрашивал: „Ну, чем сегодня займешься?” Как же я ненавидела этот вопрос. Отец как будто убивал ощущение свободы, когда ничего не нужно делать. У меня сильно портилось настроение, даже если я говорила, что у меня нет планов. Предполагалось, что у меня должны быть какие-то дела».
Элиза выросла. И стала с нетерпением ждать романтических отношений. У нее начались романтические отношения. Она с нетерпением ждала, когда переедет за город. Она переехала за город.
А потом кое-что произошло. Оказалось, что ждать с нетерпением больше нечего. Будущее исчезло.
Однажды ночью Элизу накрыла такая тревога, что ее вырвало. На следующую ночь все повторилось. Элиза не знала, как жить с такой тревогой. В этом состоянии она просуществовала несколько месяцев. Конечно, Элиза и раньше знала, что такое тревога, но сейчас она столкнулась с чем-то другим. С тревогой, которая ощущалась уже не головой, а всем телом.
Это был не столько план, сколько импульсивное решение. Прямо посреди подъема в гору, на повороте, Элиза прибавила газ, не повернув руля. Перед самым гребнем закрыла глаза. Машина воспарила, Элизу бросало в салоне из стороны в сторону. Этот полет она до сих пор вспоминает не без удовольствия.
«Я все-таки любила людей. Они мне нравились, с ними было хорошо. И одинокой я себя не чувствовала. Я просто как будто не могла больше заниматься проектом „Жизнь”. Не справилась».
Элиза сидит передо мной. Живая. Машина тогда перевернулась в воздухе и каким-то чудом приземлилась на колеса, практически без повреждений. Открыв глаза, Элиза увидела, что врезалась в овечий загон. Поодаль щипали травку глазевшие на Элизу овцы.
Поворот не привел Элизу к цели. Тогда, потрясенная содеянным, она схватила мобильный, позвонила своему парню и сказала, что попала в аварию.
Ночью она снова проснулась с чувством тревоги.
– Я не могла разглядеть, какой будет моя будущая жизнь. Просто не видела ее перед собой.
В одном исследовании с участием пациентов, находившихся на лечении в психиатрической клинике, сравнивались две группы: те, кто серьезно подумывал о самоубийстве, и те, у кого таких мыслей не было. Пациенты из обеих групп страдали каждый от своей болезни; среди диагнозов значились депрессия, ОКР и шизофрения. Но не степень страдания отличала их друг от друга. Пациентов, склонных к суициду, выделяло кое-что другое: они не видели способа изменить себя, оставшись при этом собой. У них была та же проблема, что и у Элизы. Никто из них не смог ответить на вопрос, какими они видят себя через десять лет[150].
На основании этого и подобных исследований некоторые могут решить, что для душевного благополучия необходимо обязательно чего-нибудь с нетерпением ждать. Если и старые, и молодые считают, что современным детям придется в жизни хуже, чем их родителям, легко понять, откуда берутся тревоги нашего времени[151].
Но будущее далеко не всегда казалось человеку таким важным, каким кажется сейчас. Наши горизонты планирования, то, насколько далеко мы заглядываем в будущее, на протяжении большей части истории ограничивались, по причинам практического характера, несколькими днями. Для современного человека горизонт планирования простирается далеко за пределы всего, что имеет отношение к конкретному опыту. Когда мы думаем о «нашем будущем», оно охватывает столь длинный отрезок времени, что всего два столетия назад о нем никто не стал бы даже загадывать.
А сейчас человек, у которого есть хоть крупица фантазии, всегда найдет, о чем тревожиться.
Ребенка может тревожить, что через двадцать лет у него не останется друзей. Курильщика – то, что через сорок лет он умрет от рака. Студента – что через пятьдесят лет он будет жить на грошовую пенсию. Элизу
