Уже все занесло снегом. Ясный поеживался, стоя на пригорке на командном пункте и глядя, как разделенная на две части армия готовится атаковать и обороняться.

Ворошилов был в своей стихии. Ходил и подгонял солдатиков:

— По всем правилам окапываться! На войну собрались или на свадьбу!

Наконец начались учения. Ворошилов смотрел на разворачивающееся внизу, под холмом, действие и начал краснеть от ярости. Воевали новобранцы и их командиры неважно. Не окопались нормально, не смогли занять позиции. Как-то мечтательно Климент Ефремович велел порученцу:

— Ну-ка, сделай мне лозу!

Тот, зная привычки своего начальника, притащил увесистую ветку. И Ворошилов, оставив командный пункт, пошел нещадно хлестать ей солдатиков, приговаривая:

— Думаете, если вашу жопу увидят, вы выживете?! И на что голова нужна будет? Остановить учения. Вырыть нормальные окопы!

После учений Ясный и Родионов уединились с Ворошиловым на ужин в штабе. И состоялся достаточно откровенный разговор.

— Что-то с Ленинградом у вас не получилось, — посетовал Родионов.

Действительно, оборону Ленинграда Ворошилов завалил. Предлагал копья против немцев делать — оружия не хватало. Хотя проявил огромное личное мужество, сам с пистолетом поднимая войска в атаку и идя впереди. Но сказывался возраст и инерция. Уже негоден был для таких дел. Война новая была.

— Да-а, — протянул Ворошилов. — Товарищ Сталин набил мне жопу и прогнал.

В итоге бойцов собрали, обучили. Генерал-лейтенант Максим Пуркаев принял командование новой ударной армией и отправился с ней к месту дислокации в Вязьму.

Зимой немцы потерпели сокрушительное поражение под Москвой. Ощущение радости, которое испытывали советские люди, было непередаваемым. Стало понятно, что вермахту не удались планы блицкрига. Что немца можно бить. И главное, Ясный знал, что, к счастью, те доты, которые с таким трудом возводились вокруг Горького, не понадобятся.

После битвы под Москвой стало гораздо легче и в Горьком. Неприкаянные толпы москвичей двинули обратно в столицу. Теперь у всех появилась твердая уверенность, что сапог немецкого завоевателя никогда не ступит на брусчатку Красной площади. Если, конечно, немец не военнопленный…

Ирину выбросили ночью с самолета в группе из пяти человек. Двое сразу куда-то затерялись, скорее всего, пошли сдаваться. Но остался радист. Осталось оружие. И осталось задание — диверсии и разведка.

Ей удалось добраться до Горького и первоначально закрепиться в нем. Найти жилье. Легализоваться по поддельным документам.

Потом НКВД задержал радиста. Ирина понимала, что следующей возьмут ее. И устремилась из города.

В пригороде одетые в штатское сотрудники НКВД скрутили женщину.

— Ну что, подстилка фашистская, отбегалась, — ухмыльнулся молоденький бойкий оперативник.

На ночном допросе сидевший напротив нее начальник УНКВД, взявший за привило говорить со всеми задержанными диверсантами, даже не прилагал усилий, чтобы вызвать на откровенность. Слова сами из нее лились потоком:

— Я из Ленинграда. Муж — офицер. Пропал в первые дни войны. Меня с истребительным батальоном забросили на территорию, занятую немцами. Попала в плен… И… — Она судорожно вздохнула. И лицо ее окаменело: — Пытали. В назидание другим. Били принародно со словами: «Это шпионка, жена офицера». В каком-то сарае привязывали к топчану, заводили огромного дрессированного пса, и тот меня насиловал. После чего предложили связать свою судьбу с абвером. Я согласилась. Они… Они меня сломали. И сейчас мне все равно… Расстреляйте меня — так всем будет лучше…

Горький — мощный промышленный центр. И внести разлад в его жизнь дорогого стоило. Поэтому постоянно кружились немецкие самолеты. Расцветали в ночном небе белые лилии парашютов. Пробирались через линию фронта и стремились в город агенты.

Систему борьбы с парашютистами Ясный создал достаточно эффективную. По всей области были пункты ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), засекавшие выброски. Тут же выдвигались разыскные группы НКВД, отряды ПВО. Из местных жителей собирали активистов, которые прочесывали местность, задерживали всех подозрительных. В самом Горьком силами милиции постоянно проводились мероприятия по проверке проживающих, вновь прибывших.

В расставленные сети все время попадались шпионы. В основном это были выпускники разведшкол абвера: не выдержавшие ужасов плена военные, жители оккупированных районов, даже бывшие милиционеры. Перевербовывали немцы и наших разведчиков, которых ловили на оккупированных территориях, а потом возвращали обратно. Абверовцы поднаторели в изготовлении фальшивых документов, создании «легенд» своим диверсантам. Вот и появлялись «раненые и демобилизованные солдаты», бежавшие от ужасов оккупации женщины, и прочие, и прочие. Фантазия у немцев была бесконечная.

Гитлеровцы прекрасно знали, что большинство их выкормышей только и мечтает приземлиться на парашюте в глубине территории СССР и добежать до ближайшего сельсовета или отдела НКВД с повинной, лишь бы раньше не поймали. Но концепция руководителя абвера адмирала Канариса заключалась в том, что если из десятка шпионов хоть один сработает как надо, то все вложения оправдаются разведывательной информацией и взорванными объектами.

До битвы под Москвой разведгруппы забрасывали с заданием — вести разведку и при приближении вермахта к Горькому начать акты саботажа, диверсий, сеять панику и готовить почву для взятия города. Позже упор стали делать на диверсии. Нужно было во что бы то ни стало подкосить промышленную мощь Горьковской области.

Было заброшено несколько групп с конкретным узким заданием — внедриться под видом рабочих на авиазавод № 21, расположенный в черте города между вокзальной частью и Сормово. И выведать технологию производства авиационной фанеры. Немцы делали самолеты из дюралюминия — машины получались хорошие, но дорогие, от чего страдала массовость. Да и с алюминием у них становилось все хуже. Советские инженеры изобрели обработанную особым составом фанеру, которая идеально подходила для винтовых самолетов, не горела, была легкая и, главное, дешевая. Она спать спокойно не давала немцам. Но так до конца войны эта тайна осталась для них тайной.

В Горьком заседал военный трибунал округа, который рассматривал дела диверсантов. Сдавшихся добровольно с учетом их военной биографии отправляли в штрафные роты или освобождали от уголовной ответственности и посылали в части. Изредка выпускали на волю, если те были негодны в армию по здоровью. Виновных расстреливали или сажали.

С самыми перспективными задержанными Ясный организовывал радиоигру. Немцы получали информацию — агенты закрепились в Горьком и приступили к созданию агентурной сети. Главное, нужно было выглядеть убедительными. И тогда появлялась возможность скармливать немцам дезинформацию, заставляя их принимать неверные решения. А то и просить прислать дополнительно на помощь новых агентов, которые тут же попадались в лапы НКВД. Радиоигра — это высший пилотаж, и все разведки и контрразведки мира предаются ей с воодушевлением и азартом, как хорошим партиям в преферанс.