убитых, аккуратно раскладывая их на снегу. Ряды все ширились и ширились, грозясь превратиться в целое поле мертвецов, вселяя шок и ужас в душу.

— Семнадцать погибло, — появившийся из тени фестральный единорог склонил голову.

— Сколько твоих пони осталось?

— Восемнадцать.

Голос Луны был спокоен, но от ее сестры не укрылись даже те малейшие проблески эмоций, что прорвались сквозь маску. Сморгнув выступившие слезы, Селестия повернулась к ней и обняла за шею, тут же получив ответные объятия.

Селена тихо исчезла, растворившись темной с серебристым дымкой. Ее участие в битве закончилось, хоть она и продолжила наблюдать за событиями. Волчица надеялась, что произошедшее окажет положительное влияние на развитие истории, особенно после ее небольшого влияния на грифонов, но была готова в любое мгновение вмешаться вновь, дабы направить его в нужное русло. Этому миру однозначно не нужны были кровавые войны на истребление, ему бы хватило и простых конфликтов, что подстегнут развитие, а не прервут его пламенем вечной войны.

Она уже допустила одну ошибку, и вот она, ее цена — потерянные, ошеломленные, оглушенные произошедшим смертные. Луне прибавится работы по борьбе с кошмарами, да и прошедшие жестокий бой пони уже не станут прежними.

Селену, на самом деле, очень обеспокоила вспышка ярости Селестии, ведь в той было что-то до боли, до тоски в самой сути богини знакомое. Что-то, что она уже не надеялась ощутить на Эквусе…

Была ли то ее сестра, Хелена? Была ли она заперта в душе солнечной принцессы? И если да, то… Почему не проявила себя?

Не желая тешить себя напрасными надеждами, ночногривая волчица решила и дальше наблюдать и, при надобности, вмешиваться в события. Крупицы желания остаться в стороне истаяли, и новая линия поведения окончательно сформировалась. Селена все так же собиралась воздержаться от постоянного вмешательства, но лишь ради того, чтобы дать смертным возможность жить самим, по своему разумению, набивать свои шишки. Угрозы же богиня была намерена устранять, не позволяя крови захлестнуть Эквус.

Получится ли у нее — она не знала. То покажет лишь время.

Глава 6

Здесь было жарко. Бесконечная, опаленная полуденным солнцем пустыня простиралась, насколько хватало глаз, иссушенная, суровая, жестокая. Никто в здравом уме не стал бы жить в огромной печи, никто.

И Хелену это устраивало полностью.

Покрытая трещинами желтовато-коричневая поверхность идеально отражала внутреннее состояние богини солнца и дня. Она была опустошена, иссушенна, опалена… И так же мертва внутри. Белая огнегривая волчица мечтала о забвении, о конце всех страданий, навеянных кровавым существованием, но вместо того получила золотую клетку в чужой душе. Изначальная ярость быстро отступила, уступив место усталости, что сменилась апатией. Осознав свое положение, Хелена заперлась в своем маленьком мирке, не желая и мыслить о том, чтобы покинуть новую тюрьму. Одна только идея вновь показаться миру, вновь попасть в хватку чужих правил, чужой воли, ужасала ее и приводила в неистоство. Жар солнца и пламени не терпел оков, стремясь вырваться, и грозился испепелить любого, кто окажется рядом.

Трон из белого с золотом мрамора величественно возвышался посреди пустыни, теряясь в мареве иссушающего жара. Огромная белая волчица, чья грива и хвост обращались неистовым пламенем, закованная в золоченные латы с пылающим орнаментом, восседала на нем, сжимая в правой руке древко алебарды, и сверлила взглядом безграничное бледно-голубое небо без единого облака. Солнечный диск, огромный и безжалостный, завис прямо над нею, словно демонстрируя власть и силу богини.

Она пала. Она знала это. Мягкий свет солнца сменился всесжигающим огнем. Она чувствовала эту клокочущую ненависть в себе, понимала, что это неправильно, но не хотела ничего менять. Ее родной мир, отвратительный в своей крови и гниении, остался позади, но не оставил ее разума, ее сути. Даже сбежав, она не смогла сбросить с себя его хватку… И молила, чтобы Селена избежала той же участи.

Она сделала все, чтобы их судьбы не были схожи. Чтобы ее любимая сестра больше не чувствовала ненависти и жажды крови.

Неподвижной статуей Хелена восседала на своем троне, и некогда белоснежная шерсть медленно покрывалась алыми узорами. Кровь и ненависть отравили ее, извратили, оставили нестираемый след на самой сути богини. Она приняла на себя весь удар агонизирующего мира, заперла в себе его прогнившее нутро, став живой клеткой. Тюрьма внутри тюрьмы. Павшая богиня дня и солнца знала, что ее сестра тоже попала в этот неизведанный мир. Знала, что Селене, очищенной, свободной от боли и ненависти, с лихвой хватит сил, чтобы, при необходимости, уничтожить ее вместе со всей налипшей грязью.

Только так можно было навсегда избавиться от наследия безумного мира. К сожалению, нельзя отделить всю эту гниль, не испачкавшись в ней, не унеся с собой частицу кровавого безумия, что обязательно разрастется и отравит своего носителя и всех, кто рискнет его коснуться. Впрочем, ее жара хватит, чтобы сдержать в себе эту ненависть.

Ведь ее ненависть, ее ярость куда сильнее.

***

Время шло, пролетая мимо сути богини, не замечаемое ею… Ну, ей бы того хотелось, но судьба — жестокая штука.

Хелена недовольно поморщилась, скалясь и прижимая уши. Вновь чужие эмоции, снова шепот чужих ощущений. Она не могла от них отмахнуться, как раньше, у нее не получалось их игнорировать. Запертая в чужой душе, богиня солнца была вынуждена ощущать все эти бесполезные, глупые сомнения, неуверенность и слабость, что были присущи смертным. Это было… Отвратительно.

Верная своей идее, своему заточению и желанию сдержать отраву родного мира, волчица раз от раза подавляла острое желание сокрушить несовершенную темницу. О, кто бы знал, как же ей хотелось вырваться, схватить смертное создание за шею и хорошенько проораться, выплескивая свое раздражение и даже бешенство. Дурные колебания чужой души отзывались в ее сути противным тянущим чувством, которое Хелена не помнила и вспоминать не хотела.

Было просто невыносимо сдерживать свою натуру, раз за разом отказываясь от решительных действий. Огнегривая всегда была существом действий, сколько себя помнила, заставлять себя сидеть на месте и так было сложно, не говоря уже о постоянных помехах. Были ли то времена до первой крови или после, она всегда предпочитала бессмысленному созерцанию поступки. Пока ее сестра могла годами наблюдать за смертными, восхищаясь и сострадая им, солнечная богиня искренне надеялась, что те, наконец, перережут друг друга. Видя перед собой столько возможностей, столько потенциальных последователей, что принесли бы миру свет и тепло ее солнца, но не имея ни малейшего шанса ими воспользоваться, Хелена страдала и мучилась, не в силах подавить свою суть