— Форд говорил мне, что вы ждете еще ребенка? — спокойно произнесла Мириам.

Мелани кивнула. Она была рада, что Мириам сказала «еще», не стала исключать Мэттью.

— Да, весной. — Поколебавшись, Мелани сказала: — Полагаю, это основная причина… Нет. Это не так. Это — одна из причин, почему я здесь. Думаю, что новая беременность довела все до критической стадии.

— Все? — тихо спросила Мириам.

Мелани посмотрела на доброе лицо женщины, сидевшей напротив. Она заметила на стене комнаты семейные фотографии, а на одной из них — маленькая девочка в инвалидном кресле. Эта женщина знает, что такое беда и сердечная боль. Да и без фотографии ясно — видно по глазам.

— Может, я начну с самого начала? — спросила Мелани. — Я хочу сказать — с детства.

— Это было бы хорошо. И не торопитесь. Вы можете приходить ко мне так часто, как пожелаете. Каждый вечер, если захотите, до тех пор, пока не почувствуете, что готовы остановиться. Форд был замечательным другом моего сына, так что вы пользуетесь преимуществом. Договорились?

Мелани уехала от Мириам в семь часов, выжатая, как лимон. Она, всегда гордившаяся тем, что держит свои чувства при себе, проплакала целых два часа. Теперь, вспоминая это, она ужаснулась.

Она села в пикап, который оставила в нескольких метрах от дома Мириам. Ее старенькая машина выглядела неуместно среди дорогих автомобилей на престижной улице. Но Мелани было все равно. Прежде чем завести мотор, она сделала несколько глубоких вдохов. Она засомневалась в полезности этих бесед — после переживаний двух часов она чувствовала себя намного хуже. Мириам, видно, догадалась, как ей тяжело, потому что заверила ее, что такое происходит вначале со всеми. Она должна упорно двигаться вперед, чтобы выйти из другого конца тоннеля. Так сказала Мириам. А если она застрянет в тоннеле? Что тогда?

Мелани выехала с парковки на дорогу. Руки и ноги от усталости налились свинцом. Она выпрямила спину и подняла подбородок. Она обещала Форду и выполнит свое обещание. Она вернется сюда завтра, и будет возвращаться в следующие дни. Столько, сколько потребуется.

Мелани ехала медленно, соблюдая предельную осторожность. Очутившись наконец в коттедже, она быстро соорудила себе ужин и повалилась в постель. Она уснула, едва голова коснулась подушки.

А утром поехала в местную больницу на УЗИ. Она помнила, как они с Фордом вместе отправились на УЗИ, когда ждали Мэттью. Как были взволнованны и как опасались, что вдруг что-то окажется не так.

На этот раз она сидела одна в приемной. Из кабинета вышла молодая пара — они держались за руки и улыбались.

Когда Мелани легла на кушетку, то все повторилось, как тогда. Врач, которая делала УЗИ, с улыбкой сказал ей, что все идет хорошо, сердцебиение сильное и отчетливое, ребенок развивается как положено и волноваться нет причин.

Она вышла из больницы, сжимая в руке два снимка ребенка у себя в утробе, не в состоянии сдержать слезы облегчения и счастья.

Мелани посидела какое-то время в пикапе, собираясь с духом, чтобы позвонить Форду на мобильный. Он ответил тут же:

— Нелл? Что случилось?

— Ничего не случилось. Я сделал УЗИ. С ребенком все замечательно. Я просто хотела, чтобы ты знал. У меня для тебя есть снимок. Я оставлю его у Изабелл.

Он не сразу ответил, а когда заговорил, то голос у него прозвучал хрипло.

— Слава богу. А уже можно определить, мальчик это или девочка?

— Нет. А ты хочешь узнать? С Мэттью они не смогли определить.

— Я не знаю. А ты хочешь?

— Я не уверена. Я позвоню тебе, когда будет известно. А теперь мне пора на работу. До свидания, Форд.

— До свидания, Нелл, — все также хрипло произнес он.

У нее ушло еще десять минут, чтобы вытереть глаза и успокоиться. Потом она завела машину и выехала с территории больницы. Когда она подъехала к дому Изабелл, то полностью овладела собой.

Изабелл настояла на том, чтобы Мелани выпила горячего, прежде чем присоединиться к Джеймсу в саду. Свекровь была в восторге от снимка ее будущего внука.

— Ты не возражаешь, если я сделаю себе копию, а уж потом отдам снимок Форду? — спросила Изабелл после горячего шоколада и булочек с заварным кремом. — Он заедет позже к обеду. Может, ты останешься?

Мелани покачала головой:

— Я собираюсь к Мириам.

Мелани подумала, что будет правильно не скрывать от свекрови своих визитов, и о вчерашнем визите она ей сказала.

— С моей стороны не будет назойливым, если я спрошу, как все прошло? — поинтересовалась Изабелл.

— Конечно нет. Но я не могу пока ничего ответить, потому что сама не уверена. Это было… болезненно.

— Но хоть какая-то польза есть?

Мелани пожала плечами:

— Не знаю, Изабелл. Думаю, время покажет. — Она допила шоколад и встала. — Пойду помогу Джеймсу с посадкой.

Выйдя из дома, она подняла лицо к серебристо-серому небу. Как может боль принести пользу? Следующие визиты ее страшили.

Ноябрь перешел в декабрь, морозный и ослепительный от снега, но Мелани и Джеймс успели закончить работы у Изабелл к концу первой недели декабря.

А Форд сдержал слово. Он не приезжал в коттедж и не звонил ей. Да он мог провалиться в тартарары, а она ничего не узнала бы. Это раздражало Мелани, и она ругала себя за непоследовательность.

Гордость мешала ей говорить о нем с Изабелл. Что она могла сказать свекрови? Спросить, как он себя чувствует? Счастлив ли он? После того как Изабелл спросила, не останется ли она пообедать в тот день, когда она сделала УЗИ, свекровь говорила о чем угодно, только не о Форде, и Мелани заподозрила, что свекровь выполняет указания сына.

Конечно, она могла ошибаться. Возможно, у нее паранойя, но, что бы то ни было, жаловаться она не имела права.

Но она скучала по нему. Ужасно скучала. Когда в начале года она ушла от него, ей было очень тяжело, но тогда она смирилась с тем, что с ее браком покончено. Она окунулась с головой в работу, обустраивала свой новый дом, старательно выполняла дизайнерскую работу, добиваясь процветания своего ландшафтного бизнеса. Хотя это не заменило ей Форда, но мысли на какое-то время заняло.

Но сейчас…

В ту августовскую ночь он вновь открыл дверь, захлопнуть которую она была бессильна. Он проник в ее мысли… и в тело — она положила руку на свой округлившийся живот. Она хотела его видеть, хотела помимо своей воли, а по мере того, как сеансы у Мириам продолжались, желание ее росло.

Она находилась в каком-то странном состоянии: глубоко укоренившиеся страхи, а также ощущение того, что она нелюбима и никчемна — то, что она всегда прятала от окружающих за внешней сдержанностью и деловитостью, — были извлечены на поверхность. Ей пришлось примириться с этим. Постепенно этот плотный сгусток боли, страха и отчаяния, обосновавшийся у нее в сердце, начал медленно исчезать. И хотя происходило это не без душевных страданий, ей становилось легче. В нее начала проникать мысль о том, что она не была ответственна за смерть родителей и бабушки, и за трагическую гибель подруги. Ничего из этого не было ее виной.