Так что к северо-востоку от базилики он стал возводить огромный замок, и, когда Лука увидел, что треть городских домов стоит на площади, отведенной под это строение, он запротестовал, но Гюнтер сказал коротко и просто:

– Снести их! – что и было сделано.

Он осаждал и брал штурмом около тридцати крепостей – Никею, Антиохию, Иерусалим, Ашкелон, – которые стали для него далекими снами, на плечи его, прикрытые доспехами, лился греческий огонь, отрубленными турецкими головами он снаряжал баллисты и забрасывал их в осажденные города, наводя ужас на защитников, – так что Гюнтер из опыта знал, как следует строить замки. Никаких прямых углов, никаких близко посаженных башен, потому что они были уязвимы для штурма. «Тараном всегда можно выбить угловые камни, – объяснял он Луке, – но если башня округлая, откуда начинать нападение?» Кроме того, он настаивал, чтобы все камни в кладке башен были плотно пригнаны друг к другу и штурмовые лестницы не имели бы возможности зацепиться за какую-нибудь щель. Все стены имели наклон, и любая часть их находилась под перекрестной защитой дождя стрел, как минимум, с двух башен. «Нижняя часть каждой стены, – объяснял он, – должна иметь резкий наклон во внешнюю сторону… вот под таким углом… и, когда со стен бросают камни, они с силой рикошетируют, сбивая с ног любого, кто пытается укрыться под стеной».

Два года, с 1104-го по 1105-й, Гюнтер работал не покладая рук над завершением своего замысла, и уже подходило время, когда рабочие стали прикидывать, что они смогут снова заняться своими полями, но он пресек эти разговоры, объявив, что настоящая работа только начинается – на вершине холма предстоит возводить массивные стены, в двадцать футов толщиной. «Крестьяне должны разойтись по домам и вернуться к своим семьям», – запротестовал Фолькмар, но молодой рыцарь буркнул, что, если город не будет защищен, вокруг города вообще не останется семей и домов, куда возвращаться. Гюнтер начал огромное строительство, которое должно было покончить с давней уязвимостью Макора – тысячу лет, со времен Веспасиана, он стоял, не прикрытый стенами. Городу предстояло стать образцом поселения крестоносцев – с замком, базиликой и мечетью, втиснутыми в пределы гигантской крепости.

Этим новым стенам крестоносцев, конечно, пришлось отступить внутрь от линии укреплений, которых в давние времена придерживались хананеи и евреи, потому что мере того, как холм рос в высоту, стоящие на нем здания все теснее прижимались друг к другу и их становилось все меньше. И когда вознеслись огромные стены, в их кольце началась новая жизнь. Теперь в скученном пространстве города могло жить не более трехсот человек, поскольку замок и религиозные здания заняли большую часть свободного пространства, но, поскольку укрепленный город обеспечивал мир в окрестности, под его стенами могли спокойно существовать до полутора тысяч крестьян, зная, что в случае опасности они могут найти себе убежище под защитой его укреплений. Когда работа была завершена, Гюнтер нашел успокоение от лицезрения мощи, утвердившейся на холме. Фолькмар как-то выбрался в оливковую рощу, откуда открывался вид на грозные башни, нависавшие над окружающими полями. Впав в мрачность, он стал рассуждать сам с собой: «Мы два года заставляли работать крестьян, но выстроили всего лишь тюрьму. Мы погребли себя в каменной могиле. Мы отгородились от людей, которые могли бы оказать нам поддержку, обоснуйся мы тут на всю жизнь». Он рассматривал замок и обнесенный стеной город не как воплощение безопасного убежища, а как чудовищную ошибку, которая сокрушит и положит конец идее Крестового похода. Опираясь на костыль, он захромал обратно, дабы уговорить Гюнтера, который в это время собирался возводить новую башню на северной стене, выходившей к вади.

– Замок завершен, – сказал Фолькмар, – и с ним уже больше ничего не сделаешь. Ты обнес город стеной, и с ней тоже покончено. Но как ты собираешься защищать округу?

Гюнтер посмотрел на бывшего зятя так, словно калека сошел с ума.

– Округу? – засмеялся он. – Мы укроемся за этими стенами, а она пусть делает что хочет. Это жестокий край, и всегда будет таким. Придет день, когда все места, что лежат ниже по Дамасской дороге, восстанут против нас. Или захватчики хлынут по дороге, ведущей от моря. Или, явившись из Египта, нападут через оливковую рощу. Сельская местность? Да пусть только попробует добраться до нас! – Гюнтер, полный лихорадочного возбуждения, словно враг уже пытался сокрушить могучие стены Макора, стал царапать камни ногтями, но они с Лукой так тщательно подгоняли камни друг к другу» что пальцы не могли найти ни одной зацепки и соскальзывали со стены. – Да черт с ними, с этими крестьянами! – рявкнул он. – Когда их толпа соберется внизу, мои люди выльют на них кипящее масло! Мы сокрушим их, если они попробуют напасть на эти стены! – Он отступил назад, откровенно любуясь неуязвимыми каменными бастионами, но Фолькмар продолжал быть во власти мысли, что видит перед собой стены огромной тюрьмы, в которой крестоносцы сознательно погребли себя.

Когда оборонительные работы были закончены, Гюнтер мог позволить себе расслабиться, но этого не произошло, потому что некая деталь терзала его по ночам, и от этого факта он так и не мог избавиться. «Мы не смогли справиться с основной слабостью, – продолжал думать он. – У нас нет воды». Конечно, он сделал все возможное, чтобы свести к минимуму этот недостаток. Он приказал вкопать глубоко в землю огромные емкости, обмазать их глиной и обложить камнями, чтобы они стали полностью водонепроницаемыми; по его указанию, по каждой крыше тянулись водостоки, с которых дождевая влага собиралась в объемистые резервуары. Но ведь может случиться роковой год, когда придет засуха и город окажется в осаде, и, как бы ни был он укреплен, ему придется сдаться. Как-то Гюнтер заговорил об этом с Лукой, который надзирал над всеми работами, и новообращенный христианин сказал:

– Сир Гюнтер, когда я скрывался в пещере… от вас… – Два приятеля покивали друг другу головами. – У меня было чувство, что подо мной тянется шахта, которая ведет к источнику.

У Гюнтера перехватило дыхание. Если тут в самом деле существует надежный источник воды… в самом замке.

– Где эта пещера?

– Мы перекрыли доступ к ней, когда мостили двор, – объяснил Лука, показывая на участок в жилом квартале замка.

Гюнтер был готов ударить своего помощника, но сдержался.

– Почему ты не рассказал мне?

– Я не видел последний план замка, – признался Лука.

– Дай мне двадцать твоих лучших людей, – приказал Гюнтер и в тот же день начал выворачивать каменные плиты двора, уложенные всего неделю назад. Его землекопы углубились на десять футов, потом на пятнадцать, двадцать, и Лука занервничал. Но наконец они наткнулись на квадратную плиту, которая оказалась тут явно не случайно, а в соответствии с замыслом – они добрались до стены древней шахты, пробитой Удодом более двух тысяч лет назад. Как только Гюнтер лично спустился к этой каменной кладке и увидел, насколько она совершенна, он понял, что нашли его люди, но, чтобы обрести полную уверенность, приказал им откопать все четыре стороны давно исчезнувшей шахты. Когда это было сделано, Гюнтер получил доказательство существования лестницы и понял, что, если прорываться прямо вниз сквозь груды мусора, он должен найти воду.