голосование продемонстрировало слабость малых штатов. За план Патерсона проголосовали лишь Нью-Джерси и Нью-Йорк, и комитет принял к рассмотрению «План Виргинии». Малые штаты хотели контролировать правительство и соглашались, что средством к этому является равное представительство штатов, но в то же время не могли согласиться на что-то гораздо большее[1116].

Следующие несколько дней делегаты от малых штатов занимались тем, что пытались объединиться, в то время как конвент занимался рассмотрением «Плана Виргинии», пересмотренного комитетом полного состава. Большие штаты для начала ободрили своих упавших духом друзей, согласившись, что первая резолюция должна гласить, что «правительство Соединенных Штатов должно состоять из высшей законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти», без использования формулировки «национальное правительство». Слово «национальное» заставляло малые штаты подозревать большие штаты в недобрых намерениях, и изменение формулировки хотя бы частично утешило их. Но утешением, в котором они более всего нуждались, было равное представительство в национальной легислатуре. Три из них — Нью-Джерси, Делавэр и Нью-Йорк — незамедлительно выступили против резолюции, предусматривавшей двухпалатный конгресс. У них не было надежды на создание эффективной оппозиции; скорее они намеревались добиться уступки в виде равного представительства штатов. Роджер Шерман почти сразу предложил компромисс, сказав, что «если проблему с представительством невозможно решить каким-либо иным способом, он готов согласиться на две палаты с пропорциональным представительством в одной и равным представительством в другой». Большие штаты не клюнули на эту приманку и без труда добились своего — утверждения двухпалатного законодательного органа[1117].

Аристократические предубеждения и интересы плантаторов в очередной раз дали о себе знать в предложении генерала Чарльза Коутсуорта Пинкни из Южной Каролины, высказавшего идею, что нижняя палата должна избираться не населением, а легислатурами штатов. Ни от кого не ускользнула присутствовавшая в этом предложении игра — защита института рабства под видом борьбы за интересы плантаторов. Из южных штатов, однако, это предложение поддержала лишь Южная Каролина, к которой присоединились Коннектикут, Нью-Джерси и Делавэр. Зато пункту «Плана Виргинии», согласно которому первая палата должна была избираться населением, оппонировал только Нью-Джерси[1118].

Проблема второй палаты оставалась нерешенной, и хотя конвент провел часть последних дней июня в обсуждении таких вопросов, как источник оплаты представителей и требования, предъявляемые к представителям, проблема всплывала вновь и вновь. Все усилия по ее разрешению, к несчастью, только усугубляли ситуации. Этот результат, пусть даже он и не был непредвиденным, является очередным примером из истории благих намерений, ведущих к непредусмотренным последствиям[1119].

Вопрос, почему делегаты столь усиленно дебатировали по вопросу представительства, не столь прост, как кажется. Они могли отказаться от того, что стало к тому времени их обычной практикой, и просто проголосовать; в конце концов, о представительстве и так уже было наговорено слишком много. Но делегаты при всей своей практичности были слишком любознательны, чтобы упустить очередную возможность исследовать главную линию водораздела, проходившую между ними. Они были тщеславны; некоторые из них, возможно, считали, что способны изменить взгляды противной партии. В любом случае, почти все они боялись потерпеть провал — и этот провал притягивал их взгляд. У них не было другого выбора, кроме как улаживать в спорах существовавшие между ними разногласия. Поскольку большие штаты настаивали на принятии конституционной системы, которая могла только урезать права малых штатов, они видели в дебатах возможность утешить своих оппонентов. В течение следующих нескольких дней как Мэдисон, так и Уилсон отрицали «комбинацию» больших штатов против других в Союзе. Мэдисон сделал обзор интересов Массачусетса, Пенсильвании и Виргинии и не нашел ничего, что могло бы заставить подозревать «комбинацию»[1120].

Размер в любом случае не был тем фактором, который сближал эти штаты, заключил он. «Опыт скорее свидетельствует о противоположном». Среди отдельных людей богатые и знатные гораздо чаще боролись друг с другом, чем объединялись против слабых. Среди отдельных народов существовали аналогичные ситуации, например, «Карфаген и Рим рвали друг друга на куски, вместо того чтобы объединить свои силы для уничтожения более слабых народов земли». Среди древних и современных союзов не коалиции, но конфликты между Спартой, Афинами и Фивами оказывались губительными для более мелких членов Амфиктионии. И если бы большие штаты стали «поодиночке» представлять угрозу, можно ли было бы найти лучшее средство обеспечения безопасности малых штатов, чем Союз как «идеальное объединение» тринадцати штатов, Союз, обладающий достаточной силой для защиты граждан любой своей части?[1121]

Нет причин сомневаться в подлинности страха малых штатов перед большими. В течение последних месяцев им постоянно твердили об ужасах тирании большинства, и им предстояло слышать о них еще очень долго. У кого, вопрошали они, было большинство, если не у больших штатов? Мэдисон, Рэндольф и Уилсон всегда упрекали малые штаты за их отказ соответствовать требованиям конгресса и выражали раздражение больших штатов в отношении малых. В конце концов от малых штатов требовали ни больше ни меньше, чем изменить систему, в которой они обладали несомненной значимостью. Никто не мог знать точно, что станет с его правами при новой системе, а они, как и большие штаты, хотели иметь как можно больше власти в Союзе[1122].

Элсворт, Шерман и Джонсон, все трое из Коннектикута, рьяно выступали за равное представительство, получая незначительную, хотя и многоречивую помощь со стороны Лютера Мартина. Главная слабость доводов в пользу пропорционального представительства, утверждали они, заключается в том, что они основываются на неверном понимании конфедерации. В действительности штаты соединены вместе соглашением наподобие договора; они свободны и суверенны. Теперь их просят отказаться от своего равного представительства в Союзе, что правктически равносильно потере своего индивидуального, неконсолидированного существования, ибо, как объяснял Бедфорд из Делавэра, «среднего пути между полной консолидацией и простой конфедерацией штатов не существует». Возможно, риторика Бедфорда смущала его коллег из малых штатов, поскольку они стремились не столько к сохранению старой системы, сколько к компромиссу, который дал бы штатам равное представительство в верхней палате. И все же максимализм Бедфорда приносил свою пользу — благодаря ему сторонники компромисса выглядели более разумными и умеренными, чем они были на самом деле. Даже Элсворт, здравомыслящий и осторожный адвокат, утверждал, что «нет ни одного примера конфедерации, в которой бы ее члены не пользовались правом равного представительства», — некорректный исторический вывод, который ему вскоре пришлось научиться держать при себе. В любом случае, нет никакой необходимости в столь радикальном изменении, как народное представительство в обеих палатах, утверждал Элсворт. «Мы бросаемся из одной крайности в другую. Мы разрушаем фундамент здания, в то время как нам требуется всего лишь отремонтировать крышу. Ни одна благотворная мера не была погублена отсутствием представителей от