620

Никому не дано вкусить снадобье вечной юности… — Начиная с этих слов и вплоть до слов «прах его истлел в заросшей мохом могиле в Дулине…» — текст представляет собой прозаический парафраз стихотворения Бо Цзюйи «Море безбрежно» (из цикла стихов «Новые народные песни», V).

621

Ибо сказано: «Радость недолговечна, ей горе приходит вослед…» — цитата из стихотворения на китайском языке поэта Асацуны Оэ (антология «Хонтё-мондзуй»): «Непреложен закон — / все живое погибнуть должно. / Самому Шакья-Муни бессмертья, увы, не дано. / Разгорался сандал / в костре погребальном под ним. / Обратился Пресветлый / в летучий, клубящийся дым. / Радость недолговечна, / ей горе приходит вослед. / От Пяти увяданий / и на небе спасения нет…»

622

«Ничто, пустота — вот что такое дух наш». — цитата из сутры Фугэна, в которой записаны поучения будды Шакья-Муни, якобы данные им за три месяца до кончины бодхисатве Фугэну; в сутре изложены правила медитации и покаяния в грехах, возникающих в силу самой человеческой природы, т. е. в силу свойственных человеку так называемых Шести чувств, о которых говорится в буддийской религиозной литературе.

623

Пять долгих кальп… — Кальпа — единица времени в буддийской литературе. Продолжительность ее весьма неопределенна и поясняется с помощью образных сравнений. Напр., кальпа — это время, которое потребовалось бы, чтобы стереть до основания скалу объемом в четырнадцать кубических километров, если один раз в сто лет обмахивать ее опахалом из перьев. Но и тогда, когда скала будет полностью истерта, по времени это будет все еще меньше одной кальпы…

624

Любая из трех тысяч и пяти казней… — В Древнем Китае существовало пять видов наказания — клеймение, отрезание носа, отрубание ног, оскопление, смертная казнь. К ним добавлялось еще три тысячи всевозможных дополнительных наказаний.

625

…в «Красной черте»… — В Танской империи земли, прилегавшие к столице на расстояние 500 ли, считались находящимися в так называемой Красной черте. В подражание этому в Японии земли, окружающие столицу, также именовались «землями в Красной черте».

626

…в час Вепря… — в 10 часов вечера.

627

…отчего… так… шумят эти сменные самураи? — Сменными самураями назывались рядовые провинциальные воины, призванные на определенный срок для несения сторожевой службы в столице.

628

Бодхисатва Каннон из Хасэ. — Хасэ — название селения в Ямато, одной из так называемых Пяти Ближних земель (см. примеч. 2, свиток пятый). Здесь находился популярный в народе «храм Хасэдэра», один из 33 храмов, посвященных богине Каннон и в столице, и в Ближних землях.

629

…У-ван любил фехтование… а Чу-ван любил тонкий стан… — Цитата из «Истории династии Поздней Хань» Фань Е.

630

Этот юный любитель клюшки… — См. примеч. 49, свиток пятый.

631

Окропление главы. — Вступление в монашество знаменовалось целым рядом обрядов. Наголо обритую голову новообращенного (в знак отказа от мирской суеты головы брили наголо и мужчины и женщины) кропили священной водой. Корни этого обряда восходят к древнеиндийскому обычаю кропить водой голову царя, вступающего на царство.

632

О рангах, присваивавшихся супругам императоров. — См. примеч. 45, свиток первый.

633

…высокое звание инго… — См. примеч. 45, свиток первый.

634

С неба донесся голос горной кукушки… — По древней китайской легенде, правитель царства Шу (IV в. до н. э.) уступил свой престол другому, а сам стал отшельником. После смерти его душа превратилась в кукушку, но не перестала тосковать о земной жизни. Прилетая из царства мертвых, кукушка, душа правителя Шуди, грустно выкликает: «Лучше вернуться, хочу вернуться!..» Таким образом, голос кукушки считается в поэзии Китая и в поэзии Японии исполненным грусти, тоски.

635

Так горевали, наверное, Лю и Жуань… — В «Истории Поздней Ханьской династии» рассказана легенда о том, что в годы Юнпин (58–75) некто Лю Чэнь и Жуань Чжао отправились на гору Тяньтай собирать лекарственные травы. Заблудившись, они проплутали тринадцать дней, но вдруг увидели на листке, плывущем по воде, остатки каши и поняли, что недалеко есть жилье. Они пошли вверх по течению и встретили прекрасных дев, которые оказали им любезный прием. В гостях у этих дев они провели полгода, но когда вернулись в родные края, то уже не застали в живых никого из своих родных: оказалось, что прошло уже более двухсот лет и за это время сменилось семь поколений их потомков.

636

…резвилась… среди цветов в Чжаоянских чертогах… — См. примеч. 5, свиток третий.

637

…слагала… стихи… Чанцюских покоях… — Чанцюгун, дворец Вечной Осени, в котором жили императрицы, в эпоху Ханьской династии.

638

…храм Фудараку, основанный Фукаябу из рода Киёхара… — Фудараку (санскр. Поталака) — название горы в Индии, где, согласно буддийским легендам, проповедовал бодхисатва Авалокитешвара (яп. Каннон); Фукаябу из рода Киёхара известен как поэт (нач. X в.).

639

…руины дворца вдовствующей государыни Оно. — Вдова императора Го-Рэйдзэя (1-я половина X в.), Ёсико Фудзивара, принявшая постриг и поселившаяся в местности Оно, именовалась по названию этой местности государыней Оно.

640

«Двор Янь Юаня / зарос травой-лебедой…» — Янь Юань, любимый ученик Конфуция, жил в большой бедности. У него была всего одна плетеная бамбуковая корзинка для еды и тыква-горлянка для воды. Несмотря на крайнюю нужду, он был всегда весел и отличался добродетелью. Конфуций назвал его мудрым праведником.

641

«У Юань-сяна / распахнута настежь дверь…» — Юань-сянь — также один из учеников Конфуция. Подобно Янь Юаню, презирал богатство и довольствовался бедностью. «Юань-сянь жил в Лу за круглой оградой в доме, крытом соломой, поросшей травой. Поломанные двери их из хвороста держались на тутовых ветках, окном служило горлышко (разбитого) кувшина…» (Чжуан-цзы, пер. Л. Д. Позднеевой).

642

Крик обезьян считался в китайской поэзии символом грусти, одиночества в лесной горной глуши; литературная поэзия Японии заимствовала этот образ, также ставший символом