матушки Антуанетты. Жабы исчезли, хотя он мог поклясться, что сотни их прыгали вокруг него всего мгновение назад. Ощущая беспомощность и ужас, Пьер понимал, что снова угодил в ведьмины сети; жабы и впрямь были ее фамильярами, как считали многие. Они не дали ему сбежать и привели обратно к омерзительному чудовищу… то ли женщине, то ли земноводному, то ли женщине и жабе в одном теле, которую люди называли Матерью Жаб.

Пьеру казалось, что он погружается в бездонные зыбучие пески. Он видел, что ведьма вышла из хижины и идет к нему. Ее толстые пальцы, с бледными складками кожи между ними – зачаточными перепонками – растопырились, сжимая дымящуюся чашу. Внезапный порыв ветра, налетевший словно ниоткуда, поднял ее бесстыдную юбку, обнажив толстые ляжки, и Пьер опять вдохнул аромат знакомых душистых специй в отравленном вине.

– Куда же ты спозаранку, миленький? – В голосе ведьмы слышалось любовное томление. – Я не отпущу тебя без еще одной чаши хорошего красного вина, горячего, приправленного специями… которое согреет твой желудок… Я приготовила его для тебя, зная, что скоро ты вернешься.

Ухмыляясь и покачивая бедрами, колдунья приблизилась к Пьеру и поднесла чашу к его губам. От странного запаха у юноши закружилась голова, и он отвернулся. Его мышцы будто сковало парализующим заклинанием: самое простое движение давалось с трудом.

Впрочем, его разум пока принадлежал ему, и Пьер опять испытал болезненное отвращение, пережитое на рассвете. Он снова видел громадную жабу, лежавшую в кровати рядом с ним.

– Не стану я пить твое вино, – твердо сказал он. – Ты злобная ведьма, и я тебя ненавижу. Пусти.

– Ненавидишь? За что? – проквакала матушка Антуанетта. – Ты любил меня всю ночь до рассвета. Я могу дать тебе все, что может дать любая женщина… и даже больше.

– Ты не женщина, – сказал Пьер. – Ты большая жаба. Утром я видел тебя в истинном обличье. Я лучше утону в болоте, чем снова с тобой лягу.

Не успел Пьер договорить, как с ведьмой начало твориться что-то неописуемое. Ухмылка сползла с ее грубых и бледных черт, на мгновение сделав их совершенно нечеловеческими. Затем ее глаза чудовищно выпучились, а тело начало раздуваться, будто наливаясь ядом.

– Так ступай! – гортанно воскликнула она и злобно сплюнула. – Скоро ты пожалеешь, что не остался со мной…

Странное оцепенение прошло, и мышцы Пьера разжались, точно разгневанная ведьма отменила наполовину сотканное заклинание. Не сказав больше ни слова и не оглядываясь, подмастерье аптекаря почти бегом зашагал по тропинке в деревню.

Однако не успел он пройти и сотни шагов, как туман снова начал сгущаться. Туман струился от болот, поднимался, как дым, от земли под ногами. Солнце обратилось туманным серебристым диском и вскоре исчезло. Голубые небеса растворились в белесой кипящей мгле. Тропинка скрылась из виду, и вскоре Пьеру уже казалось, что он шагает по отвесному краю белой пропасти, которая движется вместе с ним.

Словно липкие руки призраков с мертвенно-холодными пальцами, клочья тумана, ласкаясь, тянулись к Пьеру. Эти клочья застревали в ноздрях, в горле, тяжелыми каплями росы стекали с одежды. Они душили его мерзкими запахами застоявшейся воды и гниющей тины, зловонием трупа, всплывшего на поверхность болот.

Затем из пустой белизны на Пьера бурлящей волной, вздымаясь выше его головы, обрушились жабы и с силой морского прибоя снесли его с едва различимой тропы. Барахтаясь, Пьер погрузился в воду, кишащую земноводными. Густая слизь забила рот и ноздри. Воды, впрочем, было по колено, и дно, пусть скользкое и илистое, держало его, почти не пружиня, если сохранять равновесие.

Сквозь туман Пьер смутно различал край тропы, но добраться до нее мешало кишащее жабами болото. Дюйм за дюймом, все больше теряя надежду, Пьер медленно двигался к твердой почве. Жабы прыгали и кувыркались, вязким подводным потоком закручивались вокруг его ступней и голеней, вздымались мерзкими волнами до обездвиженных коленей.

И все же Пьер кое-как продвигался вперед, и его пальцы уже почти дотянулись до жесткой осоки, которой порос низкий берег. И тут с окутанного туманом берега на него обрушился второй поток демонических жаб; Пьер беспомощно рухнул навзничь в зловонные воды.

Прижатый копошащейся массой, напиравшей сверху, захлебывающийся в тошнотворной тьме на покрытом илистой жижей дне, Пьер пытался слабо отмахиваться. На мгновение – пока его не поглотило забвение – пальцы нащупали грузное тело, очертаниями напоминавшее жабу… но слишком большое и тяжелое, как будто оно принадлежало очень толстой женщине. В самом конце Пьеру показалось, что огромные женские груди расплющились о его лицо.

Сад Адомфы

О повелитель алых деревьев и трав,

В адском саду, где, законы людские поправ,

Древо приносит плоды, что противны воле небес.

Корень его Баарас по земле змеится, как бес.

Бледные там мандрагоры родятся на свет,

Бродят по саду, тебе принеся свой обет,

В адском саду, где рождается алый рассвет,

Где обреченным вовеки спасения нет.

Людар «Литания Тасайдону»

I

Все знали, что у Адомфы, царя далекого восточного острова Сотар, есть тайный сад, спрятанный среди обширных владений, окружавших его дворец, и войти в этот сад могли только он и придворный чародей Дверулас. Массивные гранитные стены, высокие, грозные, подобные стенам тюрьмы, виднелись отовсюду, возвышаясь над величественными казуаринами, камфорными лаврами и широкими многоцветными лужайками. Однако никто не знал, что растет в том саду, ибо ухаживать за ним дозволялось только чародею, который следовал указаниям самого Адомфы; обсуждая сад, эти двое говорили загадками. Мощная бронзовая дверь управлялась механизмом, секретом которого царь и чародей ни с кем не делились; Адомфа с Дверуласом, по отдельности или вместе, посещали сад в часы, когда никого не было рядом. И никто не мог похвастаться, что видел хотя бы, как открывалась садовая дверь.

Одни говорили, что от солнца сад защищают огромные щиты из свинца и меди, не оставляя даже щели, куда могла бы заглянуть самая маленькая звездочка. Другие клялись, что перед тем, как хозяева собирались посетить сад, Дверулас, используя свое магическое искусство, насылал на всю округу летейский сон.

Тайна, которую охраняли так рьяно, не могла не вызывать любопытства, и о природе сада болтали разное. Некоторые утверждали, что он засажен ночными растениями, что дают быстрые и сильные яды, применяемые Адомфой, а также иные зловещие и коварные экстракты, используемые колдуном в своей магии. Слухи не были лишены оснований, ибо после того, как разбили сад, при дворе многие умерли от ядов, с другими начали происходить разнообразные несчастья, которые явно