Я быстро перелопатила в памяти все его слова — в поисках ловушки.

Вот какой подвох может быть в древних папирусах?

Если только они не подделка состаренная.

Сейчас нарисует райские кущи — чтобы потом ткнуть меня носом в то, как их люди потом испоганили.

Ну и ладно — кто сказал, что я на результатах человеческой деятельности должна сосредотачиваться?

И современную бумагу я наощупь точно определю.

— Можно попробовать, — на всякий случай с оглядкой согласилась я. — Когда появишься?

— А! — выдохнул он, и добавил извиняющимся тоном: — К сожалению, прямо сейчас это невозможно. Но я делаю все, чтобы подготовить свое следующее возвращение как можно скорее — это будет выстрел без права на осечку, и твоя помощь может оказаться бесценной.

— Так когда же я твои картинки увижу? — едва успела я подавить не вполне законное раздражение от морковки, повешенной у меня очень далеко перед носом — а непонятно откуда взявшееся разочарование.

— Да хоть прямо сейчас! — довольно рассмеялся он. — Я могу присылать тебе их изображения. А ты мне еще скажешь, какие тебе больше нравятся — мне было бы интересно узнать, какие детали проекта оказались наиболее удачными для тех, для кого он создавался. Если я буду вызывать тебя вот в такое время — тебе будет удобно?

К следующему вечеру мне, действительно, было, что ему сказать.

Глава 13.15

Послания его начали сыпаться еще, похоже, ночью — к утру их уже пару десятков оказалось. Потом целый день они уже накатывали волнами, словно он намного большее количество рисунков пересматривал, отбирая лучшие.

Интересно, кто его фотки на телефоне делать научил? Уж точно не Анатолий — тот на каждой новой модели кнопку вызова неделю найти не может. Наверно, Татьяна — могла бы и умный ввод текста показать. Нет, я сама покажу — здесь. Чтобы не забывал, что к земной технике и инструктор земной полагается.

Но эти мысли у меня вскользь промелькнули — я даже на работу опоздала в поисках свидетельств подделки оригиналов. Я вертела эти фотки и так, и сяк, увеличивала их до предела, передвигала потом во все стороны чуть ли не по миллиметру — но каждый из рисунков действительно выглядел таким хрупким, что я бы, наверно, даже в руки их взять не решилась, чтобы не раскрошились прямо под пальцами.

Да и вряд ли он успел бы столько наваять за ночь и полдня.

В офисе, с ходу нагрузив сотрудников под завязку, чтобы не отвлекали, я заперлась у себя в кабинете и взялась за присланные картинки снова. Уже разглядывая то, что было на них изображено.

С очень разными ощущениями.

На первых определенно просматривались пейзажи то ли Арктики, то ли Антарктиды. Все рисунки были черно-белые, но на этих белизна была прямо слепящей. И хрупкость рисунков очень к месту показалась — возникло чувство, что прикоснись к любому, снег скрипнет под рукой, пробрав до самых костей жгучим холодом.

У меня плечи сами собой передернулись. Северное направление я сама не прорабатывала — сопровождающих группы на разведку отправляла. Туда любители лыжного и альпинистского экстрима предпочитали зимой отправляться, а мне и в наши умеренные холода каждый день тремя казался.

Следующая порция рисунков была явной противоположностью первой. Судя по плавным очертаниям холмов, волнистым, направленным все в одну сторону линиям на земле, нарочито небольшому солнцу высоко в небе и точно такой же безжизненности пейзажа — это была пустыня.

Я снова поморщилась, но уже от воспоминания. В подобные места я таки ездила — чтобы своими глазами оценить их туристическую перспективность, но одного раза мне вполне хватило. Там для обеспеченности хотя бы сносного существования такая экипировка требуется — а у сопровождающих она за счет фирмы — что для сохранения рентабельности пришлось так взвинтить цены, что осталось у нас это направление слабо востребованным.

Потом пошла серия видов джунглей. В целом, весьма похожих на те, которые я только что прочесала. Так что неудивительно, что они мне сразу же чуть ли не роднее показались. Особенно, два из них: один — с явно быстрой рекой, рассекающей их до самого горизонта, а другой — с совсем уж непролазной чащей, обступившей небольшое озеро овальной формы.

И, разумеется, ни на одном из них не было и намека даже на то отдаленное подобие дороги, по которой мы с Кисой так недавно тряслись, усмехнулась я. Так что пусть только попробует художник заговорить о пагубном воздействии человека на природу — я вот точно такую реку и озеро, по-моему, тоже всего пару недель назад своими глазами видела.

Не обошлось, впрочем, и без картинок райских кущей. Такие места мне ни разу за всю мою туристическую карьеру на глаза не попадались: не чаща, но растительность богатая — и листья на деревьях здоровенные, как опахала, и цветы среди них один вычурнее другого, и тут же плоды гроздьями чуть ли не до земли свисают. Причем, на каждом дереве разные — одним словом, чистейшая эклектика, бьющая и по глазам, и по нервам.

Вот в такие места у меня точно отбоя от клиентов не было бы. Хотя почему «бы»? Путешествия у людей всегда рука об руку с торговлей шли, а она точно испокон веков существует — вот древние туристы и объели все это изобилие. И пусть только кто-то попробует их этим попрекнуть — надо было либо людей без потребности в пище создавать, либо дары природы поравномернее на земле разбрасывать.

А потом я добралась до последних фотографий — и всю иронию с меня тем самым бризом и сдуло. Побережья океана я всегда разведывала лично — чуть ли не всех из них и по много раз. Не общеизвестные места ленивого, праздного отдыха со всеми удобствами — на тех направлениях клиентами толпами паслись, но и конкуренция была такая, что прямо зубами приходилось то самое место под солнцем выгрызать.

Нет, мне всегда удавалось найти уголки практически нетронутой природы, еще не причесанной и не залакированной цивилизацией — в которых была только узкая или не очень полоска песчаного берега, с густой или не очень стеной растительности за спиной и бескрайним простором воды и воздуха перед глазами, где океан встречается на горизонте с небом.

Ну, и с небольшой деревушкой неподалёку, конечно — еду же надо где-то брать. И на ночлег устраиваться.

Я возвращалась к этим последним рисункам снова и снова — даже дома,