пещерушкам:

Он-то тут Олексей Целовек Божий вот преставился.

Он как выписал да свою жизнь да на бумажоцьку,

На бумажочьку на белую, да на гербовую,

Он положил на белы груди.

85 И не кому не далась эта грамота,

Только далася грамотка все кнагинушке,

Непорушины кнагины, Катеринушки —

«Как не знали цто ты наше цядо милоё,

Цядо милое да и рожёноё,

90 Да Олексей Целовек да Божий,

Так не стали бы так держать тебя, цядо милое!»

Тут-то выносили Олёксея Человека Божия;

Выносили ёго на зелёную площадушку,

Со Олексеём все прощалися, все плакались.

181. <СМЕРТЬ ГРЕШНИКА>

Жил человек,

Нисколько Богу не молилсе.

Ангел Божий прилетел его будить:

«Что ты долго спишь, не пробудешся,

5 От сна не прохватишьсе?»

Говорит ёму, глаголет:

«Сплю я до белого до свету,

До светлого Христова Воскресенья;

За утра жив буду — встану,

10 Тогда Господу Богу помолюся

И Владычице Матери покаюсь».

Андел Божий ему глаголет:

«По́мри ты, целовеце, скорой кончиной,

Злой смертью;

15 Иде же, целовеце, в муку вечну

И муку бесконечную.а

Чтобы не было от тебе, целовеце,

Ни писку, ни вереску

(реву),

Ни проклятаго твоему смраду.

20 Жил ты на сём свети —

Ты на́гого не одел,

Ты бо́сого не обул

И странного в темнице не посещи́л;

Ты жил на вольнём свете —

25 Ел-пил сахар,

Держал хорошо. —

Иди, целовек, в смерть вецну,а бесконецну».а

КУЗОМЕНЬ

Павла Федоровна Конёва

XIX. Павла Федоровна Конёва, урожденная Корехова, замужняя женщина 34 лет. Она училась один год в Кузоменском училище и настолько усвоила грамоту, что может свободно писать. Затем она получила кое-какие врачебные познания: два месяца училась в г. Кеми у доктора оспопрививанию, и в качестве оспоопрививательницы некоторое время жила в Умбе. Жила она и в Кандалакше, но тут она уже занималась шитьем. Одним словом, она изъездила все побережье Белого моря от Архангельска до Кандалакши и весь Терский берег от Кандалакши до с. Поноя. Как женщина бывалая, она отличается открытым обращением и чужда всякой застенчивости. Часто вращаясь в городском обществе, она восприняла некоторые черты городской жизни: например, ходит в прюнелевых башмаках, не употребляет грубых деревенских выражений и называет свои былины не «старинами» или «стихами», как обычно они зовутся, а именно «былинами». Однако же она переняла у старух целый ряд песен, причитаний, заговоров и с большой охотой поет их. Кроме чужих песен, она поет также сочиненные ею самой песни, которые, по ее словам, она сразу придумывала и записывала целиком. Лет за шесть до нашего приезда она была большой любительницей новых песен, и к тому времени относятся сложенные ею песни. По ее словам, песню «Девицы, милые созданья» в Кузомени поют все. Вот две из сочиненных ею песен. Обе они носят автобиографический характер; вторая сочинена незадолго до выхода замуж за бедного крестьянина и заканчивается примирительной нотой. Напевы этих песен крайне просты и шаблонны; она сочиняла их также сама, очевидно, по образцу новейших песен, занесенных в Архангельскую губернию. Мелодия песни «Я сколько мук переносила» очень похожа на мелодию романса «Над серебряной рекой».

1

Деви́цы, милыя созданья,

Всех бойтесь вообшше мущин.

Мущины ласковы бывают,

Покуда ни обманут нас.

О, как они нас обольщают,

А мы, несчастны, верим йим.

Они не любят нас, несчастных,

Они загубят нашу жизнь.

Мы в жизни светлых дней не видим,

Не встретим радостей нигде.

Не будёт нам зьдесь утешенья,

Не будет верной нам любви.

Я много горя испытала,

Закрыто всё в моей груде.

Но это всё неисправимо,

Уже промчалось всё давно,

И тяжело нам жить на свете,

Когда защиты у нас нет.

Нет, нет её у нас, не будет

У нас до гроба никогда!

А я до гроба, до могилы

Страдать и мучитца должна.

Девицы, я вас умоляю:

Не стоит нам мущин любить!

Уже пора, настало время

Ихны надьсмешки нам забыть.

Они нас много раздражали,

Но не любили никогда.

Но мы тепере всё узнали,

Когда згубили мы себя.

2

Я сколько мук переносила,

      И обманов — вдвое.

А тоска тоски сильней,

      Рвется ретиво́е.

Хорошо тому на свете,

      Кто не знал невзгоды;

А я с тоской уже знакома

      Почти в детски годы.

Ко мне ва́рвара-мущины

      Часто подходили,

Мне подарки и любовь

      Всё они сулили.

На обманы я здалась,

      Что после любви этой, —

И тепере я живу

      Дурочкой отпетой.

Вы, девицы, не смотрите

      На мушски обманы;

Выходите за мущин,

      Хоть за пусты корманы.

Хотя з бедным муженьком

      Лутче заживётца,

Чем з богатым мужиком —

      Всякий надсмеётца.

Большую часть старин она переняла от знаменитой певицы Терского берега Маремьяны Ефимовны Немчиновой (о ней упомянуто в «Беломорских былинах»), которую крестьяне называют также Марихой и Маришкой. Это — пожилая слепая девица, 45—50 лет, родом из с. Пялицы; она бывает в различных селах Терского берега, часто поет на клиросе вместо дьячка и читает над покойниками. Учителем ее был покойный Иван Коворнин, грамотный крестьянин из с. Варзуги, мастер петь старины. Два его сына, Никифор и Николай, по словам крестьян, переняли у отца старины. Но мы не застали их дома. Про Маремьяну и покойного кузоменского крестьянина Гаврилу Петровича Чунина говорят, что они сложили стих, известный многим в Кузомени:

«Боже, жизнь моя управи

Всемогущею рукой (2)

И от бед меня избави,

Просвети рассудок мой» (2) и т. д.

По словам Коневой, Маремьяна знает всего 50 старин; некоторые из них она могла перечислить: 1) Илья Муромец, 2) Добрыня и Алеша, 3) Алеша Попович, 4) Дюк Степанович, 5)