Чурило; 6) про Марью Юрьевну: прекрасна Марья Юрьевна пришла на черён карабь; стало черён карабь покачи́вать; ее увез Васько Торокашко сын Замо́ренин; 7) про Марину дочь Кайгалову: она была заперта в тереми; Иван (Васильевич?) хотел взять ее замуж, но ей не хотелось; он стал ругать ее дурой и другими нехорошими словами; 8) Иван Дудорович; 9) Князь Дмитрий и его невеста Домна; 10) Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики; 11) Князь, княгиня и старицы; 12) Смерть Скопина; 13) про свекора и свекровь (?); 14) Оника-воин (поется на голос старины, а не стиха); 15) Козарин; 16) Добрынюшка. Кроме того, Маремьяна знает несколько стихов, например, про Алексея Человека Божия.

Другие старины Конева заимствовала у своей матери, Авдотьи Васильевны Кореховой, старухи 70 лет, родом из с. Кашкаранцев. У матери она переняла, например, старину о Михайле Даниловиче. А. В. знает много старин и несколько духовных стихов, например, «Чудная царица Богородица». Иногда А. В. пела вместе с Маремьяной; например, от них обеих Конева заучила песню «Как на матушке на святой Руси» (взятие Риги при Петре I). Конева также иногда поет старины вместе с Лисаветой Олексеевной Ондроновой (прозвище «Кузиха»), родом из с. Оленицы; но им приходится спеваться, так как между заученными ими старинами есть некоторая разница.

В напевах Коневой не замечается тех архаических черт, которые свойственны мелодиям былин, записанным от других, более старых женщин. Это вырождение эпического стиля объясняется тем, что Конева хорошо знакома с мелодиями новейших песен. Говор Коневой также носит следы городского влияния.

Павла Федоровна Конёва.

182. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ

Што й во стольном было граде, граде Киеве,

А у солнышка было князя у Владимера:

Заводилсэ, начиналсэ стол, почесьтен пир,

Не для батюшка пир, да не для матушки,

5 Не для тех попов, отцов духовныих,

Не для тех причетьников церьковныих;

Заводилсэ, начиналсэ стол, почесьтен пир

Он для сильных могучиих бога́тырей.

Ищэ все на пиру да наедалися,

10 Ищэ все на чесно́м да напивалися,

Ищэ все на пиру да приросхвастались.

Ищэ тот то тем хвастаёт, другой иным:

Ищэ умной-от хвастат отцом, матерью,

Неразумной-от хвастат молодой женой,

15 Вовсе глупой-от хвастат родимо́й сестрой;

А богатой-от хвастат золотой казной,

А Олёшенька хвастат калено́й стрелой,

Ищэ сильной-от хвастат могуто́й-силой.

Добрынюшка похвастал женой; нечем ему хвастать, так похвастал молодой женой Настасьей Микулишной; все за столом преусмехнулись —

«Дак хоть хвастает Добрыня молодой женой,

20 Молодой женой Настасьёй Никуличной!»

Вдруг не из бо́льшого места не из меньшого,

Из-за тех ли столов да из-за средниих,

Выходил у нас Владимер стольно-киевский,

Выходил из-за столов он на дубовой пол.

25 Он по комнаты своёй тут похаживат,

Он такия сам речи поговариват:

Уж он кличот-выкликает поединьщика[485]

С Невежей биться-ратиться:

«К нам летат Невежа чёрным вороном,

30 Уж и пишет Невежа со угрозою.

На ково же мне накинуть эту служебку?

Мне накинуть эту службу на старого бога́тыря да Илью Муромца».

Поднимаетца Илья да на резвы́ ноги.

«Благослови же мне-каа, Владимир, слово вымолвить!

35 Я недавно ис той пути-дороженьки.

Я на заставушки стоял ровно двенадцать лет,

Долго билсэ я с Невежей, долго ратился.

За последнее время не казал он глаз.

Вы пошлите-тко Добрынюшку Никитичя

40 Вы с Невежею битьца, битьца-ратицьца...»[486]

183. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ

Да во славном было городе да во Киеви,

Што у солнышка-князя да у Владимера.

Заводилсэ-начиналсэ стол, поче́сьтён пир

Не для батюшка пир да не для матушки,

5 А для тех для попов, отцов духовныих,

И для тех причетников церковныих,

Всё для руских для сильных для бога́тырей.

Да ишьше все на пиру да наедалися,

Ишше все на честном да напивалися,

10 Промежду они собой да приросхвастались.

Ищьче тот-от тем хвастаёт, иной иным:

А богатой-от хвастат золотой казной,

Ишьче глупой-от хвастат молодой женой,

Неразумной-от хвастат родимо́й сестрой,

15 Ишьче сильной-от хвастат своей силою.

А один сидит Данило да сын Игнатьевич,

Он не пьёт сидит, не ест, нечем не хвастаёт,

Понизя он сидит удалую голову,

Потупя он сидит да очи ясныя.

20 Воспро́говорит Владимер стольно-киевской:

«Уж ты ѓой еси, Данило сын Игнатьевич!

Уж ты што же не пьёшь, не ешь, не хвастаешь?

Иль в пиру тебе место не по отчине,

Иль в пиру тебя чарою прио́бнесьли,

25 Иль какой дурак-невежа натьсмехаитце?»

Воспрого́ворит Данило сын Игнатьевич:

«Уж ты солнышко-Владимер стольно-киевской!

Благослови-тко ты Данилу слово вымолвить

Ты бес той ли бес сылочки да без дальныя,

30 Ты бес той ли мне казени бе-смёртныя,

И бес тех ли столбов да без высокиих

И бес тех ли ремней бес сыромятныих». —

«Да говори ты, Данило, что ти́би́ надобно,

Ты бес той ли бес сылочки без дальныя,

35 Ты бес той ли бис казени би-сьмёртныя,

Ты бес тех ли столбов да без высокиих,

Ты бес тех ли ремней да сыромятныих». —

«Я задумал теперь скинуть платьё цветноё,

Я задумал одетце в платьё чёрноё,

40 Да ищьче в чёрное платьицо спасёноё».

Воспрого́ворит Владимер стольно-киевской:

«Уж ты ѓой еси, Данило сын Игнатьевич!

На ково же ты бросаешь ты сьвятую Русь,

Ищьче хто у нас останитце зашчитою,

45 Граду Киеву будет обороною?» —

«Уж ты ой еси, Владимер стольно-киевской!

Што останетце у мня есь чадо милоё,

Ишше на́ имя Михайло-свет Данилович.

У мня может Михайлушко конём владать,

50 Он конём можот владать да копьём шу́рмова́ть.

Дак постоит мой Михайло зашчитою

И за Киев он град да обороною,

И за всю он за матушку сьвятую Русь».

Воспрого́ворит Владимер стольно-киевской:

55 «Ты поди же, Данило, в келью тёмную,

Ты во тёмную келию спасёную».

Тут приходил Данило сын Игнатьёвич

Со