And I’ll think I see the little stile

 Where we sat side by side:

And the springin’ corn, and the bright May morn,

 When first you were my bride.

Хелен Селина Блэквуд (1807–1867)

Жалоба ирландского выходца

Иду я тропинкой заглохшей,

Поникнув на грудь головой.

Здесь утром весенним однажды

Мы встретились, Мери, с тобой.

Зеленая рожь колыхалась,

И звонко пел зяблик в кустах,

Светилась любовь в твоем взоре,

И розы цвели на устах.

Но многое здесь изменилось:

Всё так же прекрасна весна,

По-прежнему рожь зеленеет

И зяблика песня слышна.

Но руки твои, дорогая,

Моих не сжимают уж рук,

И тщетно хочу я услышать

Любимого голоса звук!

Знакомая взорам ограда

Белеет опять предо мной —

Ограда той маленькой церкви,

Где нáзвал тебя я женой.

А вот и погост… Нарушают

Шаги мои часто твой сон…

Сюда отнесли тебя, Мери;

И здесь же твой сын схоронен…

Теперь я один, моя Мери,

Не нужен бедняк никому;

Но тем дорожит он сильнее

Могилами близких ему.

Была моя жизнь трудовая

Тобою одной лишь светла,

И некого больше любить мне

С тех пор, как ты в землю сошла.

Слабели не раз мои силы

Под гнетом нужды и труда,

И к небу и к людям кипела

В измученном сердце вражда!

Но ты, ты не падала духом,

Ясна оставалась в борьбе,

И вот почему я взываю,

Хоть ты и не слышишь, к тебе:

Спасибо тебе, дорогая!

Ведь голод томил и тебя…

И ты настрадалась немало,

Но только молчала, любя.

Спасибо тебе за улыбку,

За каждый сердечный привет…

Спасибо за то, что ушла ты

В тот край, где страдания нет!

Надолго с тобой я прощаюсь…

Пройдут на чужбине года,

И старость настанет; но помнить

О Мери я буду всегда.

Они говорят, что работы

Там больше и солнце ясней…

Но всё буду сердцем стремиться

Я к родине бедной своей!

Закрою ль глаза я порою,

Бродя в первобытных лесах,

Туда унесут меня мысли,

Где милый покоится прах…

Мне будет казаться, что Мери

Ко мне, улыбаясь, идет,

И рожь зеленеет, и зяблик

В кустах свою песню поет.

Перевод А.Н. Плещеева

Frederick Tennyson (1807–1898)

The Fountain

Fair fount, that singest in the air,

And spinnest in the sun

Raiment for River Gods to wear,

From dawn till day be done;

Oh! could I learn thy magic art, and share

Thy sympathetic sense, that moulds thee forms

So sweet in calm, so glorious in storms;

Could beauty sway my speech, as thee the air!

Fair fount, thy music swift and strange,

Thy lightnings in mine eyes,

Weave me with every sunny change

Such pleasant phantasies,

That I, methinks, could dream away my years

Peacefully gazing, as thy silver dews

Make harmonies of lovely sounds and hues,

In answer to the soft wind as it veers.

Image of joy and flowing song,

And fancy without measure,

Thy tongue is tuneful all day long,

Thy heart leaps up with pleasure:

Thine is the glorious youth where jocund mind

Weaves tears with laughter, and regrets with hopes,

Whose careless moments, like thy sunny drops,

Are fancy-wooed, as they are by the wind.

But when the months have chained thy heart,

And sealed thy tongue with frost,

An emblem of that day thou art

When all we loved is lost:

The heart of Age is but a frozen thing;

The eyes of Age see but a wintry mist,

By no sweet visions like thy sunbows kissed,

Whence smiles have fled, and tears have ceased to spring.

Midsummer Morn

Low in the East the great Midsummer Dawn

Roll’d up the floodtide of the Ocean Light,

Far off the peaks and mountain snows were bright,

But Darkness swathed the flowers upon the lawn.

Hush’d was the balmy hour, and blest the clime,

And softly thro’ an open casement crept,

Where by her deephair’d boy a mother slept,

Breath of the cradled dews and Summertime.

For into that still chamber stoop’d gold blossom,

Large purple bell, red rose, and woodbine pale;

And she with dreams of wonder did regale

Her phantasy, while he lay on her bosom.

She thought the Fairies, creeping from their cells

In those dusk flowers, with loving eyes benign

Stept down, and, as the Day began to shine,

To low sweet music utter’d blissful spells.

Over the slumbers of that infant boy

They hover’d; some from deathless springs of Morn

And from the chambers of the South had borne

Spirits of mirth, love, laughter, hope, and joy.

Some hunter-like with wreathen horn and plume

In doublet green from greenwood had come forth;

They brought him strength and valour from the North,

And health, and mountain flowers, and spotless bloom.

And some, like Gnomes from ancient mines of Ind,

Rose bow’d with treasure, and such mighty gems

As flame in front of Eastern diadems,

And