Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вадим Туманов в одном из разговоров начала 1980-х обмолвился: «Религиозным Володька не был… Хотя он говорил: “Что-то такое есть, Вадим… что-то есть…”». В другой раз Туманов сказал: «Иконы ему дарили, сам покупал… Но верующим Володя не был. Мы много говорили об этом… Но он считал, что надо, чтобы было что-то святое…»[1273].
Марина Влади тоже называет мужа атеистом[1274], но она же приводит его высказывание о канадских музыкантах, с которыми он записывал свои песни в 1976 году: «Они очень молоды. Их длинные волосы окружают романтические лица. “Они все похожи на Иисуса Христа”, - говоришь ты по-русски, и действительно, когда они стали играть, их лица светились каким-то необыкновенным светом»[1275]. Да и тот же Туманов описывает выразительный эпизод, случившийся во время поездки с Высоцким на машине из Пятигорска в Приэльбрусье. По дороге они встретили женщину, которая «вела корову, за той брел теленок, следом еще корова, три козы, две собаки, — целый караван. Перед невысокой земляной насыпью корова внезапно заупрямилась и встала, как вкопанная. Мы вышли. Володя завел с женщиной разговор.
— Что, не хочет идти?
— Да у нее бывает. Слава богу, не всегда так. А сегодня как с ума сошла.
Косынка сползла женщине почти на глаза, и невозможно было угадать, сколько ей лет. На все Володины вопросы она отвечала, приговаривая: “Слава богу, слава богу”.
— Вы верующая?
— А как же!
— И давно здесь живете? — спросил Вовка.
— Я родилась тут…
— У нас с Богом, — сказал ей Володя, — очень хорошие отношения. Мы Его попросим, чтоб ваша корова всегда слушалась.
И корова вдруг пошла. Уехали и мы»[1276].
Интересное свидетельство принадлежит бывшему директору Ваганьковского кладбища Олегу Устинскову: «Высоцкого я увидел впервые ранней весной 1979 года. Месяц точно не помню. Но снег еще лежал. Он приезжал вместе с Мариной Влади на кладбище. Сидели в моем кабинете. Пили чай. Помню, Володя обратил внимание на настенный календарь. Он был церковный. Хотя комитетчики запрещали нам тогда религиозные атрибуты. “Интересно, — спросил Высоцкий, — вы что, верующий?”. “Ведь рядом с людским горем приходится работать”, - ответил я. Я сразу почувствовал, что с Володей можно говорить на любые темы. — Глаза у него были очень живыми.
Высоцкий с Влади интересовались насчет возможного захоронения какого-то своего умершего друга. Мы даже ходили присматривали место для могилы. Проходили и мимо того места, где теперь могила самого Высоцкого. Отчетливо помню его искрометный взгляд в ту сторону»[1277].
Пытался Высоцкий заводить разговоры о религии и с врачом Михаилом Буяновым, возившим его из психиатрической клиники № 8 им. Соловьева на репетиции спектаклей Таганки, но натыкался на довольно примитивные ответы: «.. больница находилась возле Донского монастыря, и один раз, когда мы с ним садились в такси, он, глядя на монастырские стены, спросил меня: “Психиатры — верующие люди?”. Я сказал: “Конечно, верующие. Мы верим в то, что дважды два — четыре, что после лета бывает осень”. Он поморщился: “Да нет, я серьезно, а в Бога-то вы верите?”. Я и говорю: “В каком смысле — в Бога? В то, что Христос воскрес, или в то, что всё земное сотворено неизвестно кем за шесть дней, и в прочую небывальщину? Нет, мы разумные люди и живем разумом”. <.. > я сказал ему, что мы люди, так сказать, другого класса, а до атеизма еще надо дорасти. Высоцкий часто меня спрашивал о религии, потому что его интересовал мой взгляд. Мы говорили и на другие темы, и всё же наши разговоры были редкими»[1278] [1279] [1280].
А в книге Юрия Бельченко «Бог даст день» (Одесса, 2014) приводится рассказ «Высоцкий и монах», посвященный знакомству Высоцкого в мае 1978 года (когда шли съемки фильма «Место встречи изменить нельзя») со схииеродиаконом Епифа-нием у входа в Свято-Успенский Одесский мужской монастырь. Тот провел его к себе в келью, и во время беседы-чаепития поэт произнес такую фразу: «.. я действительно верующим себя назвать не могу, хотя и неверующим тоже»1081.
С другой стороны, неверующий человек не будет просто так покупать иконы, если он, конечно, не коллекционер и не спекулянт. А Высоцкий ни тем, ни другим не был (единственное, что он коллекционировал, это зажигалки). И уж точно неверующий человек не напишет такие строки: «Вот уже очищают от копоти свечек иконы, / И душа и уста — и молитвы творят, и стихи» («Песня о конце войны», 1978).
Кстати, иконам и другим религиозным атрибутам посвящены многочисленные черновые варианты «Таможенного досмотра» (1974 — 1975), из которых следует важность для Высоцкого этой темы: «[У них на это — прямо зуд: / Им небо — всё в банкнотах, / А к нам евангельи везут, / А слово божье к нам везут / В дешевых переплетах.] <.. > Они на нефти сделали мильоны, / И для меня — загадка и секрет: / Зачем им православные иконы, / Когда у них Аллах и Магомет? <.. > У нас арабы егозят, / Пьют водочку с нарзаном, / Но по Корану пить нельзя / Несчастным мусульманам. / И вот зачем, а неспроста / (Задумайтесь об этом), / Увозят нашего Христа / На встречу с Магометом?» (БС-18-13, АР-17-103), «У меня, у щиколот, / Божий крестик выколот. / Я скажу, что это Красный Крест» (БС-18-23), «Святых увозят [но прут святые] далеко — навек, бесповоротно. / Угодники идут легко, [святые] пророки неохотно» (БС-18-26), «Нашли пониже живота — / Смешно, да не до смеха! — / Два необъявленных креста / Тринадцатого века» (БС-18-27), «Гляжу я, как шмонают [иностранца] уругвайца, / Который вез [икону] распятие в [рукаве] портмоне. / Еще пониже живота — смешно, да не до смеха, / Аж два серебряных креста тринадцатого века. / Они, должно быть, неспроста / (Задумайтесь об этом) / Увозят нашего Христа / На встречу с Магометом» (БС-18-30), «Мудреем мы, мужаем год от года: / Хватились мы — иконам нет цены, / Что это достояние народа / И также достояние страны», «Спокойно, как возможно осторожней, / Чтоб не царапать лики без цены [И чтобы не затронуть славы божьей, / А некоторым просто нет цены], / Иконы конфискуются таможней / Как памятники древней старины», «И