мучают жажда и нехватка воздуха: «Я пью пену — волна не доходит до рта» = «И пью горизонтальные / Воздушные потоки» (так же как в «Конях привередливых», 1972: «Ветер пью, туман глотаю»).

В «Затяжном прыжке» власти подвергают лирического героя мучениям, что доставляет им радость. Похожая ситуация описывается в черновиках песни «Оплавляются свечи…» (также — 1972): «…Веселые, беспечные / Воздушные потоки. /Я попал к ним в умелые, цепкие руки…» = «И рукою умелой, / Веселясь наугад, / Режут молнии-стрелы / Воспаленный закат» (АР-12-42).

Все эти мотивы перейдут в «Смотрины» (1973), где героя заставят развлекать богатых гостей: «Уже дошло веселие до точки <.. > А я стонал в углу болотной выпью, / Набычась, а потом и подбочась» = «Веселые, беспечные / Воздушные потоки. <.. > Встречаю — руки в боки — / Прямые, безупречные / Воздушные потоки». И он вынужден подчиниться: «Я попал к ним в надежные, сильные руки. / Выполняю с готовностью всё, что велят» /4; 280/ = «Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не удавили!” <.. > И я запел про светлые денечки…».

Также «Затяжной прыжок» предвосхищает целый ряд мотивов из «Марша футбольной команды “Медведей”» (1973): «Шальные, быстротечные / Воздушные потоки» /4; 34/ = «Тогда шальные, / Никем не победимые “Медведи”» (АР-6-114); «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» = «В тиски медвежие / К нам попадет любой»; «Веселые, беспечные / Воздушные потоки» = «Не унывают смелые “Медведи”»; «Упрямы и жестоки» /4; 279/ = «Бесстрашные, упорные <.. > Медведи злые» (АР-6114); «Исполнены потоки / Забот о человеке» = «И навещают в госпитале их». В последних двух цитатах очевиден сарказм: сначала воздушные потоки и «Медведи» издеваются над своими противниками, а затем проявляют к ним заботу.

Примерно в одно время с «Затяжным прыжком» пишется «Чужая колея», где колея символизирует советский строй. Поэтому совпадает описание колеи и воздушных потоков: «Крутые скользкие края / Имеет эта колея» = «Прямые, безупречные / Воздушные потоки»; «Попал в чужую колею / глубокую. <…> Вполне надежные края / Имеет эта колея» (АР-12-66) = «Я попал к ним в надежные, сильные руки» /4; 280/ (таким же эпитетом наделяются власть в стихотворении 1979 года: «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, — / Они в надежных жилистых руках»; в «Веселой покойницкой»: «Бойко, надежно работают бойни — / Все, кому нужно, всегда в тренаже»[1285] [1286]; и в «Людях середины»: «Прекрасный полк! Надежный, верный полк — / Отборные в полку головорезы!»; и несвобода в «Балладе о гипсе»: «Ах, надежна ты, гипса броня»).

В первом случае лирический герой проклинает чужую колею и ее создателей, а во втором — воздушные потоки: «Я кляну проложивших ее — / Скоро лопнет терпенье мое, / И склоняю, как школьник плохой, / Колею, в колее, с колеей» = «Только воздух густеет, твердеет, проклятый] / Воплощается он во врага!» /4; 280/. А колея и воздушные потоки, в свою очередь, глумятся над ним: «Смеется грязно колея» (АР-2-148) = «Веселые, беспечные / Воздушные потоки».

В «Чужой колее» автор выступает в двух образах — героя-рассказчика, который ведет повествование, но при этом является одним из тех, кто попал в чужую колею, и чудака, о котором говорится в третьем лице: «Но покорежил он края, / И шире стала колея». А через некоторое время герой-рассказчик признается, что этим человеком был он: «Ведь тем, что я ее сам углубил, / Я у задних надежду убил».

Так вот, об этом авторском двойнике сказано: «.. Чудака оттащили в кювет, / Чтоб не мог он, безумный, мешать / По чужой колее проезжать» /3; 449/. Похожей характеристикой наделяет себя и лирический герой в «Затяжном прыжке»: «И с готовностью я сумасшедшие трюки / Выполняю шутя — все подряд».

В обоих случаях герой четко знает, чего он хочет: «Я цели намечал свои / На выбор сам» = «Я на цель устремлен», — хотя и предстает в неприглядном виде: «Я грязью из-под шин плюю» = «А теперь некрасив я, горбат с двух сторон», — но рассчитывает выбраться из колеи и вырваться из воздушных потоков: «Там выезд есть из колеи — / Спасение!» = «Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму…».

Тем интереснее, что на фоне всех проклятий в адрес чужой колеи и воздушных потоков герой характеризует их, хотя не без доли сарказма, как идеальные: «Отказа нет в еде-питье / В уютной этой колее» = «Исполнены потоки / Забот о человеке».

И в завершение приведем еще одну деталь.

На последней странице рукописи «Затяжного прыжка» содержится набросок: «Копыто в копыте» (АР-2-134), — а в «Чужой колее» лирический герой говорит: «Так держать! Колесо в колесе] / И доеду туда, куда все».

В начале 1972 года завершается работа над «Честью шахматной короны», ситуация в которой также во многом похожа на «Затяжной прыжок»: «Я прикрылся и ушел нырком» (АР-9-171), «Наугад, как ночью по тайге <…> Не мычу, не телюсь — весь, как вата» /3; 175 — 176/ = «И с готовностью невероятные трюки / Выполняю шутя — наугад. <…> Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму»1088 («ушел нырком» = «трюки выполняю»; «наугад… ночью» = «наугад… тьму; «вата» = «ватную»); «Обнажил я бицепс ненароком» = «Встречаю — руки в боки»; «Даже спит с доскою, сила в нем» /3; 173/ = «Я попал к ним в надежные, сильные руки» (АР-9-130); «Он мне фланги вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» (АР-13-75) = «И звук обратно в печень мне / Вогнали вновь на вдохе»; «Он играет чисто, без помарок» = «Прямые, безупречные / Воздушные потоки»; «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169) = «Я на цель устремлен»; «Выяснилось позже — я с испугу / Разыграл классический дебют. <…> В первый раз должно мне повезти» = «Первый раз я случайно в свободном паденьи / Пролетел восемнадцать секунд»[1287].

Может показаться невероятным, но многие мотивы из «Затяжного прыжка» разовьются в «Райских яблоках» (1977), поскольку в обоих случаях действие происходит «на небе»: «То валился в лицо мне земной горизонт, / То шарахались вниз облака» /4; 30/ ~ «И начну их бросать по пушистым седым небесам» (набросок 1975 года; АР-13-184).

В «Затяжном прыжке» лирический герой совершает прыжок сверху вниз — «за невидимой тенью безликой химеры»,