клирики в Тоскане защищали церковный брак как моральный и канонический. Законодательство не удалось провести в жизнь, а идея о том, что священнослужители, живущие в "грехе", не могут совершать действительные таинства, была с таким энтузиазмом подхвачена еретическими проповедниками, что папское обращение к конгрегациям было отозвано.78 Когда Гильдебранд стал Григорием VII (1073 г.), он решительно взялся за решение этой проблемы. Синод в 1074 году возобновил декреты 1059 года; Григорий разослал их всем епископам Европы с суровым приказом обнародовать и исполнять их, а также освободил мирян от послушания священникам, которые их игнорировали. Реакция снова была бурной. Многие священники заявляли, что скорее оставят свое призвание, чем жен; другие осуждали декреты как предъявляющие необоснованные требования к человеческой природе и предсказывали, что их исполнение будет способствовать тайной распущенности. Епископ Оттон Констанцский открыто благоволил и защищал своих женатых клириков. Григорий отлучил его от церкви и освободил его паству от послушания. В 1075 году Григорий предпринял еще один шаг, повелев герцогам Швабии и Каринтии, а также другим князьям, при необходимости, применять силу, чтобы удержать непокорных священников от исполнения священнических обязанностей. Несколько немецких князей послушались его, а многие священники, не желавшие уволить своих жен, были лишены своих приходов.79 Григорий умер без победы; но Урбан II, Пасхалий II и Каликст II подтвердили и исполнили его декреты. Латеранский собор 1215 года при Иннокентии III вынес окончательное осуждение, и церковные браки постепенно исчезли.

Проблема инвеституры казалась более простой, чем проблема церковного брака. Если предположить, как соглашались короли и папы, что Христос основал Церковь, то казалось очевидным, что ее епископов и аббатов должны выбирать церковники, а не миряне; и, конечно, было бы скандально, если бы король не только назначал епископов, но и (как в Германии) вкладывал в них епископский посох и перстень - священные символы духовной власти. Но для королей противоположный вывод был столь же очевиден. Если признать, как это сделало бы большинство немецких епископов и аббатов , что они были наделены королем землями, доходами и светскими обязанностями, то по феодальному праву казалось правильным и справедливым, что эти прелаты - по крайней мере, епископы - должны быть обязаны своим назначением и временной верностью королю, как они это делали без возражений при Константине и Карле Великом. Если бы они были освобождены от такого подчинения и лояльности, то половина земель Германии, которые к тому времени были пожалованы епископствам и монастырям80-избежала бы контроля со стороны государства и их должного и заслуженного служения ему. Немецкие епископы, а также многие лангобардские епископы немецкого происхождения и назначения, подозревали, что Григорий стремится положить конец их относительной церковной автономии и полностью подчинить их римскому престолу. Григорий был готов к тому, чтобы епископы продолжали выполнять свои феодальные обязательства перед королем,81 но не желал, чтобы они отказывались от земель, которые получили по королевскому пожалованию;82 По закону Церкви имущество Церкви было неотчуждаемым. Григорий жаловался, что назначение мирян породило большую часть симонии, мирской жизни и безнравственности, которые появились в немецком и французском епископатах. Он считал, что епископы должны быть подчинены папской власти, иначе Западная, как и Восточная, Церковь станет подчиненным придатком государства.

За этим историческим конфликтом стоял вопрос о папстве и империи: кто должен объединять и управлять Европой? Германские императоры утверждали, что их власть также была божественной, как необходимость социального порядка; разве не говорил святой Павел, что "власть предержащие поставлены Богом"? Не были ли они, по словам самих пап, наследниками Римской империи? Они отстаивали свободу части, как Григорий отстаивал единство и порядок целого. В частном порядке они возмущались - задолго до Реформации - потоком золота в пошлинах и петровских пенсов из Германии в Италию;83 И они видели в папской политике попытку латинского Рима возобновить свой древний контроль над тем, что Италия презирала как варварский тевтонский Север. Они свободно признавали верховенство церкви в духовных вопросах, но утверждали такое же верховенство государства в мирских или земных делах. Григорию это казалось беспорядочным дуализмом; духовные соображения, по его мнению, должны преобладать над материальными, как солнце преобладает над луной;84 Государство должно быть подчинено Церкви - Град человеческий Граду Божьему - во всех вопросах, касающихся доктрины, образования, морали, правосудия или церковной организации. Разве короли Франции и императоры Священной Римской империи, принимая архиепископское или папское помазание или посвящение, не признавали негласно, что духовное является источником и сувереном мирской власти? Церковь, как божественный институт, заслуживала всеобщей власти; папа, как наместник Бога, имел право и обязанность низлагать плохих королей, подтверждать или отвергать выбор правителей, сделанный людьми или обстоятельствами.85 "Кто, - спрашивал Григорий в страстном послании епископу Герману Мецскому, - не знает, что короли и князья произошли от тех, кто, не зная Бога и прикрываясь гордостью, насилием и вероломством, фактически почти всеми преступлениями... претендовал на власть над равными себе - то есть людьми - в слепой похоти и нестерпимом высокомерии?"86 Глядя на политический раскол, хаос и войны в Европе, Григорию казалось, что единственным выходом из этого векового несчастья является мировой порядок, при котором эти государства должны отказаться от части своего ревнивого суверенитета и признать папу своим феодальным сюзереном, величественным главой вселенской или, по крайней мере, европейской христианской республики.

Первым шагом на пути к этой цели стало освобождение папства от немецкого контроля. Вторым шагом стало подчинение всех епископов папскому престолу, по крайней мере, в такой степени, чтобы епископ избирался духовенством и народом епархии под эгидой епископа, назначенного папой или митрополитом, и чтобы избрание было действительным только при подтверждении архиепископом или папой.87 Григорий начал с письма (1073 г.) епископу Шалона, в котором он угрожал отлучить от церкви короля Франции Филиппа Августа за продажу епископств. В 1074 году он направил общее письмо французскому епископату, в котором призвал их обличать преступления короля перед его лицом и прекратить все религиозные службы во Франции, если Филипп откажется исправиться.88 Тем не менее, мирская инвеститура продолжалась, но французские епископы действовали осторожно и оставили решение этого вопроса на усмотрение Германии.

В феврале 1075 года синод итальянских епископов в Риме под руководством Григория издал декреты против симонии, церковных браков и светской инвеституры. Со странной поспешностью Григорий сразу же отлучил от церкви за симонию пять епископов, которые были советниками Генриха IV; он отстранил епископов Павии и Турина, низложил епископа Пьяченцы и приказал епископу Герману Бамбергскому прибыть в Рим, чтобы очистить себя от обвинений в симонии. Когда Герман попытался подкупить папский трибунал, Григорий бесцеремонно низложил