мог требовать "право первой ночи" с невестой крепостного; но почти во всех случаях крепостному разрешалось "выкупить" свою невесту, заплатив господину пошлину;18 В таком виде ius primae noctis просуществовал в Баварии до XVIII века.19 В некоторых английских поместьях лорд штрафовал крестьянина, чья дочь согрешила; в некоторых испанских поместьях крестьянская жена, осужденная за прелюбодеяние, лишалась части или всего своего имущества в пользу лорда.20 (16) Если крестьянин умирал, не оставив после себя наследников, дом и земля возвращались к сеньору в порядке выморочного имущества. Если его наследницей была незамужняя дочь, она могла сохранить владение, только выйдя замуж за мужчину, живущего в том же поместье. В любом случае, в качестве своеобразного налога на наследство, лорд после смерти крепостного арендатора имел право забрать из поместья животное, предмет мебели или одежды; в некоторых случаях приходской священник забирал аналогичный мортуарий;21 (17) В некоторых случаях, особенно в церковных поместьях, крестьянин платил ежегодный налог и налог на наследство фогту, который обеспечивал военную оборону поместья. Церкви крестьянин платил ежегодную десятину или десятую часть своей продукции.

Из столь разнообразного набора податей, которые никогда не взимались с одной семьи, невозможно вычислить общую сумму обязательств крепостного. Для позднесредневековой Германии она исчисляется двумя третями его продукции.21a Сила обычая, преобладающая в аграрных режимах, благоприятствовала крепостному: обычно его денежные и натуральные повинности оставались неизменными на протяжении веков,22 несмотря на рост производства и обесценивание валюты. Многие ограничения или обязательства, которые возлагались на крепостного в теории или по закону, смягчались или отменялись благодаря снисходительности баронов, эффективному сопротивлению или эрозии времени.23 Возможно, в целом страдания средневекового крепостного преувеличены; взимаемые с него повинности в значительной степени заменяли денежную ренту владельцу и налоги общине для поддержания общественных служб и общественных работ; вероятно, они составляли меньшую долю его дохода, чем наши федеральные, штатные, окружные и школьные налоги составляют сегодня.24 Средний крестьянин двенадцатого века был по крайней мере так же обеспечен, как некоторые издольщики в современных штатах, и лучше, чем римский пролетарий в правление Августа.25 Барон не считал себя эксплуататором; он активно работал в поместье и редко пользовался большим богатством. Крестьяне, вплоть до XIII века, смотрели на него с восхищением, а часто и с любовью; если лорд становился бездетным вдовцом, они посылали к нему депутацию, чтобы настоять на повторном браке, дабы поместье не осталось без постоянного наследника и не было разорено в войне за наследство.26 Как и большинство экономических и политических систем в истории, феодализм был таким, каким он должен был быть, чтобы соответствовать требованиям места и времени и природе человека.

Крестьянский домик был из непрочного дерева, обычно крытый соломой и дерном, иногда черепицей. До 1250 года мы не слышали ни о какой противопожарной организации; когда один из таких домиков загорался, он, как правило, погибал полностью. Часто в доме была всего одна комната, в крайнем случае две; дровяной камин, печь, корыто для растопки, стол и лавки, шкаф и посуда, утварь и андироны, котел и жаровня, а возле печи, на земляном полу, огромный матрас из перьев или соломы, на котором в беспорядочном и взаимном тепле спали крестьянин, его жена и дети, а также ночной гость. Свиньи и птица находились в доме. Женщины поддерживали чистоту, насколько позволяли обстоятельства, но занятые крестьяне считали чистоту помехой, и рассказывали, что Сатана исключил крепостных из ада, потому что не мог выносить их запах.27 Рядом с коттеджем находился сарай с лошадьми и коровами, возможно, улей и курятник. Рядом с амбаром находилась навозная куча, в которую вносили свой вклад все животные и люди. Вокруг располагались инструменты сельского хозяйства и домашней промышленности. Кошка управляла мышами, а собака присматривала за всеми.

Одетый в блузу из ткани или шкур, куртку из кожи или шерсти, пояс и штаны, высокие ботинки или сапоги, крестьянин должен был представлять собой крепкую фигуру, мало чем отличающуюся от современного крестьянина Франции; мы должны представить его не угнетенным и забитым человеком, а сильным и терпеливым героем плуга, поддерживаемым, как и каждый мужчина, какой-то тайной, пусть и нерациональной, гордостью. Его жена работала так же тяжело, как и он сам, от зари до зари. Кроме того, она рожала ему детей; а поскольку дети были в хозяйстве в достатке, она рожала их в изобилии; тем не менее у францисканца Пелагия (ок. 1330 г.) мы читаем, как некоторые крестьяне "часто воздерживаются от своих жен, чтобы не рожать детей, боясь под предлогом бедности, что они не смогут воспитать стольких детей".28

Пища крестьянина была сытной и полноценной - молочные продукты, яйца, овощи и мясо; однако благородные историки умалчивают, что он должен был есть черный, то есть цельнозерновой, хлеб.29 Он участвовал в общественной жизни деревни, но не имел культурных интересов. Он не умел читать; грамотный крепостной был бы оскорбителен для своего неграмотного господина. Он был невежественен во всем, кроме земледелия, да и в этом не слишком искусен. Его манеры были грубыми и сердечными, возможно, грубыми; в этой суматохе европейской истории он должен был выжить, будучи хорошим животным, и ему это удалось. Он был жаден, потому что беден, жесток, потому что страшен, жесток, потому что подавлен, развязный, потому что с ним обращались как с чурбаном. Он был опорой Церкви, но в нем было больше суеверия, чем религии. Пелагий обвинял его в том, что он обманывает Церковь, отбирая десятину, и пренебрегает соблюдением святых дней и постов; Готье де Коинси (XIII век) жаловался, что крепостной "имеет не больше страха перед Богом, чем овца, не дает ни пуговицы для законов Святой Церкви".30 У него были моменты тяжелого, приземленного юмора, но в поле и дома он был человеком скупых речей, ограниченного словарного запаса и торжественного настроения, слишком поглощенным трудом и работой, чтобы тратить силы на слова или мечты. Несмотря на свои суеверия, он был реалистом; он знал беспощадные капризы неба и уверенность в смерти; один сезон засухи мог довести его и его выводок до голодной смерти. Шестьдесят раз между 970 и 1100 годами голод уничтожал людей во Франции; ни один английский крестьянин не мог забыть голод 1086 и 1125 годов в Счастливой Англии; а епископ Трира в двенадцатом веке был потрясен, увидев, как голодающие крестьяне убили и съели его лошадь.31 Наводнения, чума и землетрясения вошли в пьесу и превратили каждую комедию в трагедию.

3. Деревенская община

Вокруг баронской виллы от пятидесяти до пятисот крестьян - крепостных, полусвободных или свободных - строили свою деревню, живя