class="p">Огонек не собирался спорить. Представил пару — Кайе и… допустим, Атали. Хихикнул, настолько нелепой показалась картина. Фантазия услужливо нарисовала продолжение — детей, ярко-рыжего цвета длинношерстных энихи. Поглядев на хохочущего уже во все горло Огонька, товарищ ударил свою грис по крупу и умчался вперед.

На очередном привале стали недалеко от маленькой, поросшей камышами реки. Ее вода была совсем темной — то ли по цвету дна, то ли исток ее был в одном из “черных озер” — по легенде, подобные прячутся глубоко под землей и вода их усыпляет человека навечно. Но на свету силу теряет — поэтому здешнюю воду все пили спокойно.

Огонек отошел подальше и наткнулся на товарища; Кайе сидел у речушки, наблюдая за струями — те подпрыгивали у дна, будто маленькие узкие рыбки. Проводил пальцами над темной гладью воды.

Что он высматривает? Уж точно не свое отражение.

Оглянулся, сверкнула улыбка:

— Держи! — протянул огромную сине — зеленую стрекозу, блеском похожую на драгоценный камень. Озорные глаза, и сам — светлый, радостный. Не дождавшись ответа, рассмеялся: — Что? Стрекоз не видел?

Полукровка не отозвался. Что мог сказать — ты не такой, как в Астале? Так нет ведь, он и таким бывал. Что ему мешало быть таким всегда?!

Огонек двинулся берегом дальше. За спиной прошла пара южан из свиты; его заметили, но ничего ему не сказали. Обменялись замечаниями между собой, отнюдь не стараясь говорить потише. Он предал своих, донеслось до слуха подростка. Решил, что получит на Юге кусок пожирнее; но когда Дитя Огня наиграется, то поймет — полукровки на Юге нужны еще меньше, чем на севере, а предателей не любит никто.

Испарилась вся радость. К берегу Огонек уже не вернулся, хотя знал, что приятель там ждет.

Когда уже собирались ехать после привала, подошел, заговорил, пока Кайе седлал свою грис.

— Знаешь… мы ведь растем, ты уже взрослый, да и я тоже почти. На севере каждый с ранних лет знает, кто он в этой жизни — каменщик, рыбак, плетельщик корзин… На Юге то же самое. Дети помогают сперва, потом сами встают на ноги. Не всем нравится их жизнь, но она хотя бы понятна. А я… словно и не вылезал из той реки, где меня протащило через пороги. Так и бултыхаюсь по-прежнему. Я пытался быть целителем в Астале при храме, но вышло не очень. Сейчас нам в пути хорошо. Но вот мы снова вернемся… кем я там буду? Предателем с Севера? Подобрашкой из милости, которого справедливо будет презирать любой мусорщик?

— Чего ты на сей раз хочешь? — знакомые низкие нотки в голосе не сулили ничего хорошего, но Огонек продолжил:

— Оставь меня в предместьях Асталы — города, в какой-нибудь деревушке, где нет богачей. Попробую стать там полезным. Я буду недалеко, если что, и…

— И долго ты будешь так развлекаться? Говоришь, как другие живут, а сам не способен нигде задержаться надолго, и все вокруг виноваты?

— Ох, я не об этом вовсе.

— А о чем же тогда? Или я снова что-то сделал не так? Еще немного, и надо мной уже смеяться начнут — полукровка завел себе ручного зверька!

— Да ты просто все не так понял! — Огонек потянулся, пытаясь коснуться товарища, успокоить его.

— А пошел ты! — очень грубо отозвался тот, и, похоже, едва сдержал более крепкие выражения.

Наконец сказал, глядя мимо полукровки и сжимая руку в кулак:

— Я хочу тебе добра. А ты… — он явно был в бешенстве, и Огонек не понимал, почему. Ведь ничего обидного не сказал. Напротив… просил, объяснить попытался. Отозвался:

— Мы часто по-разному понимаем добро.

Кайе сухо ответил:

— Кажется, пока тебе не на что было жаловаться!

Быстрыми шагами ушел; солнечные пятна сияли на устилающей землю хвое, словно пятна на шкуре олененка.

**

Горный хребет

В первую ночь полнолуния Лачи с небольшой свитой самых верных охранников был у скалы-колодца, странной прихоти гор — будто небесный великан пробил кулаком дыру в скале, глубиной в четыре человеческих роста. Поговаривали, что это разгневался Гром, когда служители потеряли его статую.

Ночью люди Лачи обшарили все окрестности, и никого не нашли.

Наутро Лачи увидел у скалы человека и, дав приказ следовать за собой на некотором расстоянии, зашагал к нему.

Южанин, здесь Лачи не ошибся. Одетый хорошо и неброско, так мог выглядеть и потомок одного из Восьми родов, и небедный торговец. С едва заметной улыбкой он посмотрел на чешуйчатый золотой браслет Лачи, на медальон с розоватой шпинелью. На нем самом тоже была пара золотых вещей, только северянин прекрасно понял улыбку — в силе золота южане не нуждались. Что ж, зато никто из них никогда не получит больше, чем заложено природой… северяне тоже не могут ее обмануть, но хотя бы способны договориться.

И сам в свою очередь рассматривал незнакомца.

Дорожная одежда того закрывала руки до локтя — не разглядеть знак. А что он из Рода Сильнейших, несомненно.

“Красивый парень”, — подумал Лачи, оглядывая южанина. Длинные темные волосы, свободно заплетенные в косу, так, что отдельные закрепленные пряди спадали вдоль висков — а взгляд чуть раскосых глаз мягким был и задумчивым.

И выговор звучал вполне приятно, хоть и по-южному.

Человек пришел на встречу один — и не казался опасным. Именно поэтому Лачи собрал в кулак всю свою настороженность. Такие вот — еще молодые, безобидные внешне — не сговариваются о встрече с противником, который недавно едва не стал настоящим врагом. Или сговариваются… но тогда они отнюдь не столь безобидные.

— Как твое имя? — спросил.

— Это не имеет значения.

— Я могу и узнать, с кем говорю. — Лачи оглянулся на застывшие фигурки охранников.

— Можешь, — легко согласился южанин. — А смысл? Если мы не сумеем договориться, ты ничего не получишь.

Лачи только покачал головой. И все-таки — знакомые черты… Один из послов, много весен назад. Род Арайа? Это мало дает — в Роду не одна семья, а в семьях по несколько детей.

Сын Асталы будто читал мысли Лачи — и улыбался одними глазами:

— Я старался как можно больше узнать о тебе. По крайней мере, с тобой можно говорить по делу, не отвлекаясь на ерунду.

— Как со всеми южанами, да? — Лачи, хоть сдержаться не смог — постарался, чтобы это не прозвучало обидно. Но встретил