Ближайшее будущее Шлейхер расценивал весьма мрачно: «Возможно, трудности будут не столь большими, если господин рейхспрезидент готов назначить Гитлера рейхсканцлером. Но, насколько ему известно, господин рейхспрезидент, как и прежде, не готов принять такое решение. Поэтому остается только назначение по-другому скомпонованного президентского кабинета, в который должны войти, по дошедшим до него сведениям, Папен и Гугенберг. Следствием назначения такого кабинета, поскольку широкие массы будут настроены решительно против него, может стать в ближайшем будущем как государственный кризис, так и кризис рейхспрезидента. Он, Шлейхер, намеревается незамедлительно совершенно открыто высказать свое мнение господину рейхспрезиденту. Если он, рейхсканцлер, не получит от господина рейхспрезидента, как это и ожидается, указа о роспуске рейхстага, то он намеревается незамедлительно предложить господину рейхспрезиденту как свою отставку, так и прошение об отставке всего правительства».

Убедившись в полной поддержке членов своего правительства, Шлейхер прервал в 12.10 заседание, чтобы встретиться с рейхспрезидентом. Канцлер изложил ему три возможных пути преодоления кризиса: «1) правительство большинства Гитлера — это было бы очевидное решение, но он не верит в такую возможность; 2) правительство меньшинства Гитлера, но это не соответствует прежней позиции господина рейхспрезидента; 3) сохранение сегодняшнего президентского правительства, которое, однако, сможет работать только в том случае, если оно будет иметь в своем арсенале поддержку и полномочия господина рейхспрезидента». Еще одно решение Шлейхер решительно исключил: «⁹⁄₁₀ немецкого народа будет против правительства, сформированного на узкой базе немецких националистов и т. п. без национал-социалистов. Это, в свою очередь, приведет к революционным эксцессам и к государственному кризису».

Гинденбург не стал обсуждать обрисованные Шлейхером возможности. На просьбу канцлера о предоставлении ему полномочий распустить рейхстаг президент лаконично ответил: «Этого в сложившейся ситуации я сделать не могу. Я благодарен Вам за Ваши попытки привлечь национал-социалистов на сторону правительства и добиться формирования парламентского большинства. К сожалению, этого сделать не удалось, и теперь должны быть опробованы другие возможности».

Шлейхер настаивал, чтобы Гинденбург заслушал других членов кабинета, но президент ничего не хотел знать. Он только заверил канцлера, что пост главы министерства рейхсвера не будет занят одним из сторонников Гитлера. После этого в присутствии Шлейхера было сформулировано официальное заявление об отставке всего кабинета. В заключение Гинденбург выразил рейхсканцлеру свою благодарность, которая прозвучала, если верить тому, что позднее Шлейхер рассказывал Брюнингу, следующим образом: «Я благодарю Вас, господин генерал, за все, что Вы сделали для отечества. Теперь посмотрим, как, с Божьей помощью, карты лягут».

Около 12.35 Шлейхер вернулся к ожидавшим его членам кабинета, отчитался о встрече с Гинденбургом и зачитал протокол, согласно которому отставка правительства была принята. У рейхсканцлера во время разговора с Гинденбургом было такое чувство, как записал в своем дневнике министр финансов фон Крозиг, «что он говорил со стеной. Старый Господин совершенно не воспринимал его аргументы, монотонно следуя раз и навсегда заученной процедуре. Мы все были глубоко потрясены этим сообщением. Кабинет Шлейхера прекратил свое существование спустя всего два месяца, лишившись доверия рейхспрезидента».

Непосредственно вслед за отставкой кабинета Шлейхера рейхспрезидент дал поручение бывшему рейхсканцлеру фон Папену «прояснить политическое положение путем переговоров с партиями и установить имеющиеся возможности». Поясняя свое поручение, Гинденбург высказал Папену пожелание, что тот должен найти решение «в рамках конституции и в согласии с рейхстагом». Как стало известно немного позднее, Папен в тот же день, после обеда, вступил в контакт с вождем партии национал-социалистов.

Хотя пресса уже довольно давно ожидала падения Шлейхера, официальные заявления 28 января были повсеместно восприняты как сенсация. Свое чрезвычайное беспокойство по этому поводу в тот же день выразили в письме на имя статс-секретаря Мейснера оба управляющих делами члена президиума Имперского союза немецкой промышленности и Немецкого съезда представителей промышленности и торговли, Людвиг Кастл и Эдуард Гамм. Оздоровление промышленности ни от чего не зависит в такой степени, как от надежды на политический мир и стабильность, говорилось в письме. «Пролонгация тревожных ожиданий в связи с политическим кризисом губит в зародыше экономическое оздоровление и делает невозможным заключение рабочих подрядов на будущее. Преодолеть политические трудности этого времени с минимальным возмущением нашего народа — вот что мы расцениваем как наиглавнейшую заповедь политики, направленной на рост рабочей занятости и диктующей политическому руководству ясное направление генеральной линии развития экономики».

Председатель Имперского союза немецкой промышленности, Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, проводивший свой отпуск в Швейцарии, в тот же день по телефону просил Кастла настоятельно заверить Мейснера в том, «что он полностью разделяет мою (Кастла. — Г. В.) точку зрения и что он рассматривает беспрерывные политические кризисы, и в особенности текущий, как в высшей степени губительные для спокойного развития экономики. По его мнению, необходимо избегать всего, что вновь может внести беспокойство в хозяйственную жизнь». Смысл обоих посланий был ясен: ведущие союзы немецкой промышленности не одобряли падение правительства Шлейхера и считали, что другие пути выхода из кризиса были связаны для экономики с большими рисками, чем сохранение прежнего кабинета.

К рейхспрезиденту 28 января также обратилось большинство ведущих профессиональных союзов, «обуреваемых глубокой заботой по поводу политических опасностей, грозящих нашему народу». «Формирование социально-реакционного и враждебного по отношению к трудящимся правительства» было бы воспринято всеми рабочими и служащими Германии как брошенный им вызов, говорилось в телеграмме, отправленной Гинденбургу и подписанной АДГБ, АфА-Бундом, Объединенным союзом христианских профсоюзов, либеральным Профсоюзным объединением союзов немецких рабочих, служащих и чиновников и входившим в состав свободных профсоюзов Всеобщим немецким союзом государственных служащих. «Профсоюзы ожидают, что Вы, господин рейхспрезидент, решительно выступите против всех подводных течений, нацеленных на совершение путча и настоите на конституционном пути выхода из кризиса».

Тем самым профильные профсоюзы четче, чем союзы предпринимателей, дали понять, что именно они рассматривают как самое худшее из зол — создание антипарламентского «боевого правительства», в котором ведущую скрипку играли бы немецкие националисты. Телеграмма не говорила об этом напрямую, но можно было прочесть между строк следующее: конституционное решение кризиса в союзе с Гитлером вызвало бы у организованного рабочего класса куда менее единодушное осуждение, чем комбинация Папен-Гугенберг.

«Форвартс» вечером 28 января заняла позицию, которая не отличалась существенно от линии объединенных профсоюзов. По ее мнению, правление Шлейхера хотя и не означало прекращение реакционного курса, но по меньшей мере с ним завершился период «буйного помешательства» реакции. «Падение Шлейхера является сигналом тревоги чрезвычайного порядка. Оно показывает, что путь к нейтральному правительству должностных лиц, которое в настоящий момент, пожалуй, было бы единственной конституционной возможностью, не снискал популярности. Другой же путь, даже при условии, если конституция будет соблюдена, представляет собой путь безрассудно рискованного эксперимента,