бы достаточным для его тренировок, — я равнодушно пожал плечами, хотя было немного обидно. Я уже не считал себя слабым мечником. Пожалуй, крепкий середнячок.

— Так работай над собой! — посоветовал Вилфрид, — Если Ульрих за тебя возьмётся, ты вообще непобедимым будешь!

— А надо ли мне это? — риторически вопросил я, — Вон, священники вообще оружия в руки не берут, и ничего, живут себе до старости. Припеваючи.

— А разве ты не собираешься в крестоносцы?! — обомлел Вилфрид.

— А! Ну, да, конечно! — спохватился я, — Это моя заветная мечта, можно сказать с детства! Ты же знаешь! Как крестоносцев увидел, так сразу понял, что именно об этом я с детства мечтал! И, кстати, про тренировки: я надеюсь, завтра продолжим? Ну, чтобы Ульрих увидел и размяк? И взялся за меня?

— Но завтра невозможно! — удивился Вилфрид, — Завтра у нас визит к папе!

— В самом деле?! — у меня ёкнуло сердце, — Завтра всё решится?

— Ну, да… Вчера приходил посыльный… А-а-а… ты же отлучался, ты не слышал… В общем, вчера приходил юный монашек, передал записку из канцелярии папы. Нам назначено на завтра, в полдень.

— Ну, что ж… прекрасно!

* * *

Я в очередной раз отпросился у Марциана и отправился в Рим. Заехал на рынок и купил симпатичный шёлковый платок. Н-да! Ну и цены тут на шёлк! Подумать только, какие деньжищи дамы вываливают за шёлковые платья! Дешевле, наверное, было бы сделать платье сразу из золотых монет! И я отправился к ювелиру.

— Ваш заказ, синьор! Он совершенно готов! — обрадовался мне ювелир, как родному, — Взгляните, синьор! Вы будете довольны, синьор! Не поверите, синьор, но мне пришлось взять кредит, чтобы закупить камней и сделать кое-какие заказы у других ювелиров! Но дело того стоило, синьор! Вы только полюбуйтесь на эту красоту, синьор!

Ну, понятно. Ради выгодного заказа ювелир взял кредит и залез в долги. Теперь он надеется меня настолько облапошить, чтобы вернуть все кредиты и остаться в наваре… в жирном, таком, наваре… Плевать! Лишь бы результат того стоил!

— Показывай… О-о-о!!!

Это и в самом деле было… восхитительно! Как вы представляете себе шкатулку? Я тоже так себе представлял: этакий кирпичик из досок. В нашем случае, из золотых пластин. И я уже заранее представлял, каким тяжёлым окажется этот золотой «кирпич». Так, нет же!

Ювелир буквально сплёл из золотого кружева всякие листики, виноградные грозди, побеги лозы, а из них соорудил ажурно-воздушную шкатулку. Знаете, полное ощущение, что из четырёх ножек прорастают виноградные побеги, переплетаются между собой, образуя, собственно, шкатулку, да ещё и прорастают виноградом из драгоценных камней, кажется, это гранат, но может, я и ошибаюсь. Обомлеть!

— Знаете, синьор, я подумал над вашим заказом, синьор, и мне пришло в голову, синьор, что этот заказ как-то связан с матерью нашей, Церковью, синьор! — частил ювелир, — Ну, в самом деле: крест большой и малый, чётки… да и остальное. Я подумал, вы хотите сделать богатое пожертвование… ну, мало ли по какой причине! И я позволил себе… взгляните, синьор! Адам и Ева, синьор!

Это были подсвечники. Нет. Это были не подсвечники! Это было Искусство с большой буквы! Вместо двух подсвечников расцвели два дерева удивительной красоты и очарования. А у подножия деревьев, обнажённые, но целомудренно укрытые листьями, стояли две фигуры: у одного подсвечника — юноша, у другого — девушка. Само собой, в руках у девушки был плод, который она доверчиво протягивала юноше. Уже надкушенный плод…

— Подожди, — не понял я, — Получается, Ева у древа Познания, а Адам? У древа Жизни?

— Можно и так сказать, синьор, — согласился ювелир, — Если учесть, что у Адама ничего в руках нет, и он с этого древа ничего не рвал. А можно и вот так, синьор!

Ювелир сдвинул подсвечники. Теперь это стало единым целым. Просто, Адам и Ева теперь выглядывали с двух сторон единого древа Познания добра и зла.

— Великолепно! Задохнуться от восторга можно! — совершенно искренне сказал я.

— Вам нравится, синьор? Но это недёшево, синьор! — ювелир закатил глаза.

— Беру! — твёрдо заявил я, — За любые деньги — беру!

— Это вы ещё кубок для вина не видели, синьор! — счастливо засмеялся ювелир.

Ну, что сказать? Когда я завернул планируемые подарки папе римскому в шёлковый платок — а для чего бы ещё я его покупал? — в седельных сумках Шарика, золота практически не осталось. Но я не жалел! Что, золото? Во всяком случае, для меня? Пыль. А здесь, укрытое платком, быть может — будущее человечества! В смысле, плата за волшебный рубин.

— До свидания, синьор! До новых встреч, синьор! Помните, синьор, если что, я готов выполнить любой заказ для синьора! — счастливо бормотал мне в спину прослезившийся от моей щедрости ювелир.

Ну что ж? Я готов в гости к папе!

* * *

Вы бы видели, как скоблили крестоносцы свои подбородки бритвами, перед визитом к папе! Нет, я понимаю, начальство, но чтобы до такой степени?! И, разумеется, одежды были выглажены, оружие начищено, волосы изящно завиты и подстрижены до благовоспитанной длины. Катерина была в монастырском одеянии, а Эльке — одета скромно, но с достоинством. Впрочем… разве Эльке тоже пустят к папе?.. Если да, то бедная девушка до седых волос будет этим гордиться! Внуки и правнуки будут нос перед односельчанами задирать: а вот наша прабабку в своё время рыцари-крестоносцы в карете возили к самому папе римскому! И ещё поди докажи, что брехня, если оно внешне так и было.

В который раз Марциан нервно давал наставления: кто идёт первым, кто вторым и так далее, в каких местах креститься, в каких нет, когда обнажать головы, до какой степени склонить головы перед папой и ещё тысячи подробностей. Кажется, всего не запомнишь, но когда Марциан повторил это в двадцатый раз… А ведь он на этом не остановился!

— И, чтобы никаких шпор! — в который раз повторял он, — Папа не любит, когда шпорами по мрамору…

* * *

У городских ворот нас ждали. Молодой монах-францисканец вежливо поклонился нам и сообщил, что он будет нашим проводником, и что папа примет нас в Латеранской базилике. И бодро зашлёпал босыми ногами по улице. Нам пришлось сдерживать лошадей, чтобы идти вровень с ним.

— Это — церковь?! — до глубины души поразился я, когда понял, что нас ведут именно к этому зданию, — Нет, вы хотите сказать, что это — церковь[1]?! Это же языческий храм! Уберите с крыши мраморные изваяния в папских и епископских одеяниях, и это будет языческий храм! С мраморными колоннами, с характерной формой крыши…

Впрочем, наверное,