тенью, которая отказывается не только воспроизводить силуэт своего хозяина, но и повторять его движения?

Но и это еще не все: он заметил, что тень начала двигаться самостоятельно. Хотя Джонс замер как вкопанный, она извивалась и раскачивалась из стороны в сторону, изображая на полу подобие вульгарной пляски, словно тень пьяного сатира. Она скакала и выделывала коленца, коряво жестикулируя передними конечностями.

В эту минуту с улицы вошел патрульный полисмен, явно собираясь промочить горло после долгого вечернего бдения. Это был человек богатырского роста и телосложения. Он мимоходом окинул Джонса наметанным взглядом и проследовал к стойке бара, не обратив никакого внимания на безобразные выходки совсем отбившейся от рук тени.

Массивная фигура полисмена сопровождалась его тенью, похожей на маленькую мартышку, которая суетливо семенила за своим надменно шествующим хозяином. Выглядела она как тень тщедушного, никчемного заморыша.

Джонс протер глаза. По такому случаю впору было приободриться. Насколько развязно вела себя его собственная тень, настолько же затравленной казалась тень полицейского.

Это интересное наблюдение было тотчас подкреплено действием. Тень, которую он теперь лишь условно считал своей, вдруг прекратила дурацкие кривляния, резко повернулась и промчалась мимо Джонса вслед за полисменом. Одновременно тень-мартышка отделилась от пяток своего хозяина и стремглав кинулась прочь, в самый дальний угол бара. Тень Джонса погналась за ней громадными козлиными прыжками, сопровождая это злобно-угрожающей жестикуляцией. Патрульный, явно не подозревая о своей утрате, продолжил свой путь к барной стойке. Джонс услышал, как он заказывает пиво.

Что до самого Джонса, то ему было нежелательно и дальше задерживаться в данном заведении. Ситуация становилась уже неловкой, чтобы не сказать компрометирующей. С тенью или без нее, пора было перемещаться в соседний бар. А там еще два-три мартини вполне примирят его с исчезновением тени. Пожалуй, оно даже и к лучшему. Пусть полисмен сам призывает эту подлую тварь к порядку, если сумеет с ней справиться.

Улица перед баром была ярко освещена, но практически безлюдна. Подгоняемый навязчивыми мыслями, Джонс поспешил к бару за углом. На тротуар перед собой он старался не смотреть.

Он заказал и выпил один за другим три мартини так быстро, что бармен едва успевал их смешивать. Результат полностью оправдал ожидания. К Джонсу вернулось чувство космической отрешенности и свободы. Что за важность – какие-то тени, в конце концов? Тень от руки бармена, двигавшейся над стойкой, не походила на нормальную тень человеческой конечности, но Джонс этот факт проигнорировал. Теперь ему не было дела до всяких теней.

Он позволил себе еще три порции. Наконец чувство меры сигнализировало о необходимости прекратить возлияния. И он решительно, хоть и не самой твердой походкой, начал преодолевать последний отрезок пути к дому.

Где-то на этом отрезке Джонса настигло осознание, что тень снова с ним. Под уличными фонарями она смотрелась еще чудовищнее – еще гаже и неестественнее. А затем вдруг теней стало две. Впрочем, его это не удивило, потому что к тому времени у него в глазах двоилось все: телефонные будки, огни, машины, пожарные гидранты, пешеходы и прочие объекты.

На следующее утро он проснулся с тупой болью в голове и смутным впечатлением, что привычный порядок вещей был каким-то образом нарушен. Он не сразу смог вспомнить, как и почему это произошло. Накануне он все-таки перебрал с выпивкой и уснул в одежде на застеленной кровати.

Он со стоном поднялся на ватные ноги, спиной к яркому свету солнца, струившемуся в окна квартиры. И тут заметил, как вместе с ним поднялось еще нечто – черный плотный силуэт, на мгновение замерший вертикально. Оцепенев от неожиданности, Джонс наблюдал, как эта штука вновь разлеглась на полу и превратилась в тень. Несомненно, это была вчерашняя тень – помесь горгульи, сатира, козла и свиньи.

Никакие трюки или случайные искажения при любом свете – дневном или искусственном – не смогли бы отобразить голову, конечности и туловище Джонса настолько деформированными. Сейчас, на фоне пятен солнечного света, тень была еще темнее, крупнее и косматее, чем прошлым вечером. При этом, что интересно, она казалась более широкой и менее вытянутой, чем положено быть теням в столь ранний час.

Подумалось о каком-то мерзком инкубе из легенд, подменившем собой обычную тень Джонса.

Теперь он перепугался уже не шутку. Ведь он был совершенно трезв, даже слишком трезв, как это иной раз бывает поутру. Он не верил в сверхъестественные явления. Значит, он стал жертвой серии причудливых галлюцинаций, зацикленных на одном и том же предмете. В остальном его чувственное восприятие не отклонялось от нормы. Возможно, сам того не осознавая, он постепенно допился до какой-то новой разновидности белой горячки. Как известно, последствия алкоголизма далеко не всегда сводятся к видениям розовых слонов и рептилий вишневого цвета.

Или же дело в другом. Существует множество слабо изученных психических расстройств, для которых характерны навязчивые видения или обман чувств. Джонс плохо разбирался в таких вещах, но знал, что их устрашающие варианты бесконечно многообразны.

Оторвавшись от созерцания тени, он скрылся в ванной комнате, куда не проникали лучи солнца. Но даже там его не покидало ощущение постороннего присутствия. Вновь, как и в баре накануне, он будто запинался о пятки кого-то невидимого, идущего впереди.

С кошмарным трудом он сосредоточился на умывании и бритье. Казалось, прямо у него под ногами, посреди добротной реальности знакомых вещей, разверзается бездонная пропасть.

Где-то в недрах многоквартирного дома раздался бой стенных часов, напоминая Джонсу, что он проспал и теперь должен спешить в контору. Времени на завтрак у него уже не было – как, впрочем, и аппетита.

Неотступно преследуемый своей искаженной тенью, он ясным апрельским утром влился в уличную толпу. Тут уже не до смущения – впору было ужаснуться. Ему казалось, что все вокруг должны заметить черного подменыша, который сопровождал его, как фамильяр колдуна.

Однако в этой ранней суете спешащих на работу или стремящихся к удовольствиям людей Джонс и его тень привлекали не больше внимания, чем в любое другое утро. И постепенно он убеждался, что страдает какой-то зрительной галлюцинацией, ибо окружающих ничуть не беспокоили всякие странности, которые он замечал в их тенях.

Завороженно разглядывая эти мелькающие на стенах и на тротуаре тени, он почти забыл о темной уродине у себя под ногами. Казалось, он наблюдает парад теней в каком-то адском зверинце. Ни одна не соответствовала облику своего владельца. Вдобавок то и дело попадались люди, у которых вообще не было тени – совсем как у сказочных вампиров.

Юные скромницы отбрасывали тени похотливых обезьян или кокетничающих сфинксов. За