и флота, и я был вынужден послать на флот следующую телеграмму: «Приказываю немедленно прекратить все зверские акты насилия. Команды, совершающие подобные преступления под предлогом спасения страны и революции, на самом деле сокрушают военную мощь флота перед лицом врага, забыли свой долг, нравственное чувство и являются предателями родины. Эти контрреволюционные акты убийц и скотов навсегда покроют все балтийские команды пятном позора. Жду немедленного рапорта о том, что порядок полностью восстановлен». Положение офицеров стало по-настоящему отчаянным. Армейские организации под давлением потерявшей разум из-за агитаторов солдатни произвольно забирали власть в свои руки; многое из того, что было восстановлено с неимоверными трудностями, пришлось отбросить ради спасения, по крайней мере, каких-то остатков.

Руководимая расчетливыми демагогами безрассудная авантюра группы лиц превратилась в «контрреволюционный правительственный заговор против трудовых масс». Хуже всего, что неосмотрительное поведение нескольких выдающихся членов кадетской партии, связанных с движением Корнилова, давало возможность объявить самую влиятельную либеральную партию преступной и контрреволюционной организацией, и за эту возможность хватался каждый, кто в июле негодовал из-за попытки правых переложить вину на восстание 3–5 июля на всю партию большевиков. Смертельный удар был сознательно нанесен по самой идее общенациональной власти в то время, когда эту власть ничто, кроме анархии, не могло заменить.

В то же время обезумевшая от неудачи корниловская фракция развернула постыдную клеветническую кампанию против меня, создав легенду о «великой провокации», которая, умело направляемая писаками из «Правды» (ведущего органа большевиков), превратилась в миф о моем соучастии, о том, что я — корниловец. Это было началом хаоса. Сентябрь и октябрь наблюдали мучительную агонию революции, которой было уготовано стать агонией России… Мы склонны быстро забывать даже то, что произошло вчера. Я говорю таким забывчивым: не проклинайте только одну демократию за гибель Родины; помните: 25 октября не могло бы наступить без 27 августа.}

Параграф 13

Председатель. Было ли провозглашение военного положения, которое намеревались ввести в Петрограде, вызвано стратегическими соображениями, не связанными с движением большевиков и с вопросом организации сильной власти?

Керенский. Если бы у меня в распоряжении было достаточно времени, я бы, в соответствии со своей привычкой иметь дело с серьезными законными расследованиями политических событий, правильно воссоздал всю историю. Конечно же существовала определенная группа людей в Ставке, которые всегда стремились, какие бы события ни происходили в стране, воспользоваться ими в соответствии с их собственной определенной тенденцией. Например, сразу же после прорыва под Ригой я начал получать приказы о введении военного положения и о том, чтобы все войска Петроградского региона были переданы под начало Верховного главнокомандующего.

Крохмал. Приказы от кого?

Керенский. От Ставки, от Корнилова. Моя задача тогда была довольно трудная, потому что опять же часть Временного правительства была готова принять ЧТО УГОДНО, исходящее из Ставки. Что же до меня, то я учитывал, что фронт приближался к Петрограду и что весь регион поблизости от Петрограда мог постепенно стать тыловой линией армии. Перед тем как Протопопов представил отдельное командование для Петрограда (что имело место 10 февраля 1917 года, то есть только за несколько дней до революции), Петроградский район находился под Верховным командованием, и, следовательно, такое положение вещей изменилось только семь месяцев назад. Поэтому тогда у меня не было причин ратовать за отделение Петроградской области. Учитывая все это, я преследовал всего одну цель — сохранить независимость правительства. Я объяснил это Временному правительству, указав, что из-за критической политической ситуации невозможно для правительства полностью зависеть от Ставки, из которой оно должно было получать военные приказы. Я предложил следующее: в любом случае Петроград и его ближайшие окрестности должны быть отделены и представлять собой особую военную зону, подчиняющуюся правительству. На этом я твердо настаивал. Таким образом, Временное правительство должно было передать Ставке все необходимое для стратегических целей, в то время как Петроград как политический центр и резиденция Временного правительства должен был оставаться экстратерриториальным, то есть независимым в военном отношении от Ставки. Этот план стоил мне недельной борьбы, но, наконец, мне удалось привести членов Временного правительства к единому мнению, а также получить формальное назначение генерала Корнилова. Позже стало известно, что Корнилов думал, что задержка составит от четырех до пяти дней; условие «пока Временное правительство остается в Петрограде» он истолковал таким образом, будто Временное правительство покинет Петроград почти на другой день после провозглашения нового военного порядка. Хотя у нас не было, конечно, ни малейшего намерения так поступать, так как практически никаких мер для возможной эвакуации не предпринималось. Позднее генерал Корнилов говорил мне перед тем, как совершил самоубийство, что он приехал в Петроград, наделенный полномочиями командующего армией с приказом провозгласить осадное положение и разделить Петроград на военные сектора. Итак, мы могли оказаться в ловушке в любой момент. Следовательно, в свете образа мыслей Ставки и возможных затруднений, возникающих из-за отправки войск на фронт (что проходило не вполне гладко), а также в свете возможных эксцессов во время переезда правительственных учреждений в Москву, мы решили держать определенное количество вооруженных войск в специальном распоряжении Временного правительства, которые ни в коем случае не должны были подчиняться Верховному командованию.

Председатель. Следовательно, закон о военном положении не должен был быть введен вследствие того, что Петроград был преобразован в отдельное соединение?

Керенский. Нет. Закон о военном положении должен был быть издан, но на особом принципе, под непосредственным контролем не Ставки, а Временного правительства.

Шабловский. Было ли какое-нибудь намерение разоружить Кронштадт и каковы причины для этого? Были ли это стратегические соображения?

Керенский. Об этом не упоминалось в связи с введением закона о военном положении в Петрограде. Это старое дело — дело прошлого лета.

Либер. Официальный документ был подписан 8 августа, следовательно, какая-то связь была.

Керенский. Нет, это старая история. В Кронштадте были очень хорошие пушки, которые были нужны нам для других позиций, но Кронштадтский гарнизон не отдал их. Я думаю, что это не из-за революционного рвения, но из-за намеренной германской пропаганды, потому что Кронштадт был наводнен немецкими агентами. С самого начала революции, особенно летом, Ставка отдавала постоянные приказы о том, чтобы пушки были доставлены в распоряжение Северного фронта для некоторых новых позиций, но эти приказы всегда встречали решительное сопротивление со стороны Кронштадтского гарнизона под вымышленным предлогом предательских намерений Ставки разоружить Кронштадт.

Крохмал. По политическим причинам?

Керенский. Не только по политическим, но и с целью измены. Результат поведения кронштадтцев вылился в то, что упомянутые ранее позиции были недостаточно укреплены, и они не могли быть укреплены в