Иволгину было невдомек, что обиталище Брюса каждому являлось таким, каким посетитель подсознательно хотел его видеть. Живописец из XXI столетия представлял его ветхим строением, вроде тех старинных усадеб, что доживали свой век в Ветроградской области, охраняемых государством от злоумышленников, но не от времени и непогод. И колдовской дом проседал, трескался, мутнел стеклами окон и рассыхался на глазах. Гарик с трудом протиснулся между створками ворот, испачкав камзол ржавчиной.

Небо стремительно тускнело. Свет едва пробивался сквозь густую парковую растительность. Зловеще каркали вороны. Художник подошел к парадному крыльцу, старательно глядя себе под ноги, поднялся по рассыпавшимся каменным ступеням. Взялся за ручку двери – зеленую от патины бронзовую львиную лапу – и потянул на себя. Вопреки его ожиданиям, дверь отворилась. Пахнуло затхлостью. Тьма стояла в просторном вестибюле – настоянная на тишине. Дом всем видом своим показывал, что пришедшему нечего здесь делать. Он не найдет в этой затхлой, безмолвной тьме того, кого ищет.

Надо поворачивать оглобли и возвращаться в свой шумный век. Несолоно хлебавши. Однако Иволгин не поверил дому. Он вынул из широкого кармана камзола эпохи Людовика XIV телефон, в котором еще хватало заряда, и включил фонарик. Яркий электрический свет застал дом-обманщик врасплох.

На полу не было ни пылинки. Инкрустированный разноцветными вставками паркетный пол сверкал, словно зеркало. Зеркала здесь тоже были. Они многократно усилили сияние фонарика, озарив золоченые завитки барочной мебели, хрустальные подвески жирандолей и серебряные цветы, которыми были расшиты портьеры. Из вестибюля вправо и влево вели две анфилады комнат. Гарик повернул направо. Он шел из комнаты в комнату, подсвечивая путь фонариком телефона и чутко прислушиваясь к эху собственных шагов. Удивляло, что столь большой дом совершенно пуст, словно он проник ночью в музей, а не в частное владение. Хозяин, конечно, мог отсутствовать, но в эту эпоху без слуг не обходились даже мелкие чиновники. Господа побогаче либо нанимали слуг из горожан, либо привозили холопов из своих загородных поместий. А здесь – никого! Должен быть хотя бы ночной сторож!

В чудеса живописец Иволгин верил, а вот страха перед потусторонними силами не испытывал, полагая, что все россказни о встречах с разными там чертями, ведьмами или привидениями – это продукт человеческого воображения, подстегнутого доверчивостью и несклонностью к трезвому осмыслению действительности. В крайнем случае – результат гипнотического воздействия. Так что пусть только колдун попробует натравить на него какую-нибудь нечисть. Достанется и нечисти, и ее хозяину! Видимо, эта решимость и ограждала пришельца из XXI века незримым щитом, потому что тот прошел всю анфиладу комнат насквозь, так никого и не встретив. Покуда не достиг комнаты с камином, где Брюс устроил для Анны Болотной ужин, во время которого им прислуживали послушные духи. Здесь не было полной темноты и тишины. В камине трещали дрова. В канделябрах мерцали огоньки свечей. А в кресле сидел человек.

– Гальванические силы? – спросил он, не вставая с кресла и даже не поворачивая головы в сторону ворвавшегося в комнату незнакомца.

Вопрос был задан столь будничным тоном, что Гарик опешил.

– Что вы сказали? – довольно глупо переспросил он.

– Я спрашиваю, светоч в вашей руке использует гальваническую силу?

– Вероятно, да. У нас это называют электрической энергией.

– По-гречески «электрон» – это янтарь. Если потереть кусочек янтаря суконным лоскутом, то к нему начнут прилипать бумажные полоски.

– Да-да, что-то вроде этого, – пробормотал живописец.

– Что же вы стоите?! – спохватился хозяин дома. – Садитесь, коли уж пришли.

– Благодарю! – сказал Иволгин, с удовольствием опускаясь в кресло.

– Вина?

– Не откажусь.

Предложивший разлил вино по двум кубкам, что стояли на круглом столике между креслами. Гость взял свой, но не торопился отхлебнуть, хотя аромат вина кружил голову.

– Понимаю. По обычаю, хозяин дома должен пригубить вино первым, – усмехнулся угощающий. – Я готов даже обменяться с вами кубками.

– Нет нужды, – буркнул Гарик и отхлебнул.

Вино и в самом деле оказалось восхитительным.

– Если я правильно понимаю, вы пришли по мою душу? – спросил хозяин дома.

– Я не ангел смерти Азраил, – откликнулся живописец.

– Однако вы при шпаге! – парировал его собеседник. – Вероятно, речь идет о чести мадемуазель Болотной.

Иволгин слышал эту фамилию впервые, но догадался, что Брюс – а это мог быть только он – говорит об Анне.

– Если мужчина вынуждает девушку выйти за него замуж – это касается каждого честного человека, – произнес он, понимая, что фраза сия звучит слишком уж театрально. – Помилуйте, сударь! – изумился колдун. – Я ни словом, ни делом, ни помышлением не принуждал нашу общую знакомую к чему-либо, что было бы противно ее воле. Я лишь развлекал ее по мере своих слабых сил. Со стороны мадемуазель Болотной было бы весьма неблагодарно жаловаться на мои скромные попытки скрасить ее досуг.

– Она не жаловалась, но вам лучше оставить свои домогательства.

– Почему же вышеупомянутая особа не сказала мне об этом сама? А-а, понимаю, как пишут в рыцарских романах, отважный Ланцелот должен проникнуть в замок злого колдуна и убить его, дабы снять заклятие с прекрасной девы. Ну что ж, в замок вы проникли. Колдуна нашли. Шпага при вас. Дерзайте!

– Я не убийца!

– Да?! А кто же вы? Молчите, я сам скажу… Вы живописец, живущий три без малого столетия спустя. В лице мадемуазель Болотной вы встретили свою музу, а может быть и нечто большее. И теперь желаете избавиться от соперника. Вы даже воспользовались кольцом, которое было подарено мною содержанке князя Пустовойтова, не скрою, с целью расположить ее к себе. Похоже, ни эта, ни другие попытки поразить воображение и смягчить сердце мадемуазель Болотной не имели успеха. Тем не менее я свой ход сделал. Следующий – ваш! И коли вы брезгуете плебейской поножовщиной, что делает вам честь, придумайте что-нибудь более благородное, но не менее действенное, ибо даром я свою избранницу вам не уступлю. Я даже не отниму у вас волшебного кольца, хотя мне это не составило бы труда. Пользуйтесь им, как вам будет угодно. Во всем остальном вам придется полагаться на собственные силы.

Живописец поставил кубок на столик и поднялся.

– Благодарю за угощение, – произнес он. – Предложенные вами условия нашего соперничества я принимаю. Надеюсь, что и в дальнейшем вы будете не менее благородны, чем сейчас.

– Обещаю лишь не убивать вас, – откликнулся Брюс. – Во всем остальном оставляю за собой право на любые поступки, какие сочту полезными.

– Спасибо и на этом!

– Позвольте дать вам напоследок маленький совет, господин живописец. Не злоупотребляйте кольцом! Помните, что цвергами мужчины становятся именно тогда, когда принимают от своих возлюбленных волшебные кольца в дар.

– Постараюсь учесть! – откликнулся «господин живописец» и повернул камешек в оправе перстня.

Это был опрометчивый поступок. О том, что через триста лет на месте