на нашу деятельность. В какой-то степени они относились к языку и субъективности, к формированию ораторов, к тому, что мы называли идиолектом, – следуя представлениям о том, что у каждого человека есть своя характерная манера говорить, – но можно было также назвать это идиолектом и, таким образом, обратиться к субъективации или интерпелляции через идеологию: то, о чем официальным языком говорит государство. И не через «начала» речи, как это сказано у Лакана. К 1974 году Иэн Бёрн, Мел Рамсден и я готовили выпуск Art-Language, который начался с социальной речи, но превратился в разговор о международной политике, провинциализме, индивидуализме, модернистской художественной машине и так далее. Конечно, в Нью-Йорке это были отличные темы для обсуждения – что очевидно по таким объединениям, как Встречи художников за изменения в культуре. В Нью-Йорке это случилось поздно, но подобные союзы художников, как вы знаете по вашему лондонскому опыту, появились повсюду.

Кей Фидо, Маргарет Харрисон и Мэри Келли. Женщины и Работа. Документ о разделении труда в промышленности (на экспозиции). 1973–1975. Художественная галерея Южного Лондона. Фото: Рэй Барри

Что касается формы такой деятельности, она стала менее пропозиционной и, конечно же, менее процедурной. Давно прошло время написания инструкций для «действий», которые могут совершить другие люди. Честно говоря, стало очень сложно создавать публичные работы, то есть находить формы отображения, которые соответствовали бы социальной сути обсуждений. Тем не менее желание заниматься этим было решающим: поворот или возвращение концептуальных художников к политическим вопросам в середине 1970-х годов – это важнейшее движение, которое с тех пор обусловило создание многих значимых произведений искусства. На мой взгляд, ваш ранний проект Женщины и Работа и Послеродовой протокол появились в тот же период в Англии.

МК Женщины и Работа – это инсталляция, документирующая разделение труда на производстве металлических коробок во время введения закона о равной оплате труда. Я видела здесь прямую связь с проектом Хааке Агентство недвижимости Шапольски[137]. Но ни Женщины и Работа, ни Послеродовой протокол обычно не рассматриваются как концептуальные произведения, не так ли? Скорее как продукт определенного этапа в феминистическом искусстве – обычно следующего сразу за его возникновением. Проект создавался в 1970-е годы, но обычно его связывают с поворотом в феминистическом искусстве к более теоретическим вопросам около 1980 года.

Иногда кажется, что момент рецепции произведения в Соединенных Штатах даже более значителен, чем момент его создания. В данном случае он даже затмил скандал «кирпичей и подгузников»[138], вспыхнувший на первой выставке Послеродового протокола в лондонском Институте современного искусства в 1976 году.

Кей Фидо, Маргарет Харрисон и Мэри Келли. Женщины и Работа. Документ о разделении труда в промышленности. 1973–1975. Портреты женщин-работниц фабрики по производству металлических коробок. 134 черно-белых фотографии. 20,32 × 20,32 см каждая

ТС Культурный империализм возвращается! Мне Послеродовой протокол представляется в первую очередь концептуальным произведением по своей форме: оно организовано так, чтобы отслеживать различные действия, то есть процедурно. Его организационная логика представляется более важной, чем предмет исследования или исследователь. Его процессуальность заключена в самом предмете – материнстве, которое обычно представляется как естественный процесс. Однако процедуры, которых вы придерживаетесь и которые излагаете, воспринимаются как противоречащие естественному порядку вещей и инстинктивному началу. В них присутствует своего рода маниакальная сдержанность, замалчивание, изначальное отстранение, которое тем не менее надеется зацепить какие-то недоступные иначе сведения или отношения. Такое настроение типично для протокольных произведений, создававшихся с конца 1960-х годов.

Возможно, некоторые действительно интерпретировали Послеродовой протокол как работу о силах природы и были поражены его когнитивной силой. Для меня это теоретическая работа в том смысле, что она показывает, как теория работает в вашей повседневной жизни, активно конструируя отношения, которые связаны с наличием детей и опытом материнства. Материнство – теоретически обоснованная практика, причем весьма насыщенная теорией: доктор Спок, психолог Пенелопа Лич, кто там еще?

Мэри Келли. Послеродовой протокол. Анализируемые пометки и план дневника в перспективе (Experimentum Mentis III[139]: Отлучение от диады[140]). 1975. Коллаж, бумага, карандаш, пастель, мел и распечатанные диаграммы. 36 × 583 см. Галерея Тейт. Фото: Галерея Тейт, Лондон / Art Resource, Нью-Йорк

Еще один аспект Послеродового протокола, связанный с концептуальным искусством, заключается в том, что он позволяет зрителю – в сущности, вынуждает его – прочувствовать теорию, приобщиться к тому, что происходит, через теорию как единственный способ понимания.

МК Да, Послеродовой протокол, говоря вашими словами, – производная типичных процедурных форм, она отслеживает такие события, как почасовое, ежедневное кормление или языковой обмен между матерью и ребенком. Это может показаться экспериментальным, но тому, что я всегда называю псевдонаучным дискурсом, противопоставлена отсылка к лакановской диаграмме. В примечаниях к разделам Experimentum Mentis я представила другой теоретический подход, который был гораздо ближе к дискуссии о психоанализе и феминизме. Мне представлялось, что указатели A&L, хотя и могли затрагивать вопросы вне эстетики, всё равно оставались в рамках дискурса институтов изобразительного искусства. Инсталляция Послеродовой протокол была задумана как полемичная в отношении Индекса A&L. Моя идея заключалась в том, что в поиске информации вы обратитесь к примечаниям, но они окажутся не системой внутренних ссылок, а источником вопросов, связанных с социальными движениями того времени.

ТС Это важно, но в ответ я могу сказать, что если вы приглядитесь к Индексу или многим другим концептуальным работам середины 1960-х годов, вы обнаружите, что в их систематизации всегда есть пара случайных терминов или что их структурная последовательность направлена на стимуляцию и даже порождение некой бессистемной иррациональности. Сумасшествие вещей в мире. Случайность структур. Нереальность реального. Именно это влекло нас всё больше и больше, особенно в начале – середине 1970-х годов. Так что это не одержимость порядком, но томление по катахрезическому хаосу картин…

Мэри Келли. Документации II: Анализируемые реплики и связанные с ними речевые события (фрагмент). 1975. Вид экспозиции Послеродовой протокол (1973–1979). 1998. © Generali Foundation Collection. Фото: Вернер Калигофский

МК Для некоторых Послеродовой протокол олицетворял катахрезический беспорядок материнства.

ТС Да, материнство проявляется в среде маниакальной интенсивности!

МК И когда доводишь дискурс до предела, он практически выворачивается наизнанку, и с трудом можно понять, что перед вами – производная того самого процедурного метода.

ТС В этом контексте я подумал про творчество Эдриан Пайпер в начале 1970-х годов. Оно также было сосредоточено на формировании идентичности, контакте с людьми