- Взрыва во время приземления не произошло, но переломаться могли задушевно, - заявил Богуславский. - Что скажешь, Серёга, про немецкий Arado? Ты же парень подкованный, отлично разбираешься в самолётах.

- Эта штуковина побольше нашей, - задумчиво изрёк Шаламов. - Крейсерская скорость вдвое выше, двигатели мощные – девятицилиндровые, грузоподъёмность не в пример нашему корыту, высокоплан - то есть крыло, проходит через верхнюю половину сечения фюзеляжа, хвостовое оперение и фюзеляж связывает стальная балка, от того и смотрится самолёт нелепо, но интересное решение в конструкции всё же имеется. В салоне установлен рельс с тельфером для облегчения погрузки разгрузки, есть гидропривод, задняя часть фюзеляжа может опускаться до уровня автомобильного кузова, опять же для удобства перемещения грузов и десантников. Однако самая интересное - это шасси – из-за него самолёт у нас называют сороконожкой…

- Немцы его также называют, - вставил Богуславский.

- Для нормальных аэродромов самолёт имеет обычные передние шасси с носовым колесом, а для неподготовленных площадок несколько рядов дополнительных, маленьких шасси под брюхом - порядка двух десятков. Самолёт может садиться на канавы глубиной полтора метра, на поваленные стволы деревьев, если они не исполины. В таких случаях, если заранее известно куда сядешь, надо просто снизить загрузку и всё получится.

- Значит велика вероятность, что они всё же сели?

- Местность сложная, - уклонился от прямого ответа Шаламов. - Вы сами говорите, что имела место техническая неисправность, а это могло усложнить ситуацию. Машина тяжелее нашей, более инерционнее, нужна приличная дистанция, чтобы успеть затормозить. Бывало немцы применяли тормозные парашюты, но в данном случае я сомневаюсь, что их Arado оснащён таким устройством. Всё зависит от случая, товарищ майор, а также от мастерства пилота и банального везения. Мы кстати, приближаемся если вы правильно указали координаты.

Сумерки были неизбежны, точно так же как и победа мирового пролетариата. Воздух начинал темнеть, облачность в районе гор обычное явление, но сегодня она была рваной и видимость сохранялась. Самолёт снизился до максимально возможного предела, случались моменты, что зубец скалы мог пропороть ему брюхо. Внизу возник край плато с впечатляющим многометровым обрывом, на плоской поверхности громоздились булыжники, её полосовали разломы порой такие глубокие, что могли всосать самолёт. Владу становилось не по себе. Местность была чужая, враждебная, за каменными глыбами распахнулось ущелье, обрамлённое густыми зарослями, затем опять массив, зелёная долина с вкраплениями коричневых скал, сделать посадку в этом районе было бы верхом пилотажного мастерства. Никому ещё не удавалось совершать боковые манёвры во время торможения. Внизу проплыа лесистая вершина, за ней обрыв в бездонную пропасть, щель долины, лес, ступенчатая глыба с голой макушкой, горы не походили одна на другую. У Влада возникло такое ощущение, что здесь, каким-то чудом, само собой собралось всё разнообразие горного мира, вплоть до альпийских лугов, впрочем их было немного, преобладал бездушный камень.

- Не хотелось бы мне совершить здесь прогулку, - сказал Шаламов и поёжился.

- Это да, - индифферентно согласился с ним Богуславский. - Другое дело пролетая над всем этим, посылая весь мир к той то самой матери.

- Давайте кругами, Никита Сергеевич, - сказал Брагин. - Внимательно смотрим вниз, особое внимание обращаем на долины и ущелья.

Богославский заложил вираж, борт накренился, из салона донёсся сдавленные женский вскрик, похоже рискованные воздушные манёвры были противопоказаны не только Зацепину. Все трое прилипли к стеклу, под крылом проплывали горные пейзажи, Богуславский потянул штурвал на себя, приближался очередной разрубленный исполин. У Влада захватило дух, под брюхом самолёта громоздились груды камней, за вершинной открылась бездонная впадина, пилоту пришлось снижаться, чтобы не оставить её без внимания. Долины были узкие, смотрелись не очень оптимистично.

- Они могли и взорваться, - сказал Богуславский. - Если это произошло в какой-нибудь яме, то наш пилот мог не видеть ни дыма, ни пламени.

- Побольше оптимизма, Никита Сергеевич, - заявил Влад. - Это именно то, что нам сейчас необходимо. Расширяйте радиус облёта, видимость позволяет различить самолёт. На долго ещё хватит горючего?

- Минут на сорок, а то и сорок пять, - прикинул Шаламов. - То есть полчаса ещё полетаем, а потом понесёмся на всех парах, шеф. Счастье, если нам разрешат посадку и не собьют.

- Больше всё равно летать не сможем, - заявил Богуславский. Сумерки сгустятся, не увидим ни хрена.

- За полчаса должны найти, - заявил Брагин. - Работаем мужики, терпение и труд всё перетрут.

- Мы помним об этом, товарищ майор, - бортмеханик усмехнулся. - Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.

- Ниже, Никита Сергеевич, - сказал Влад. – Спускайтесь, не бойтесь, горы не подпрыгнут.

Самолёт, как хищная птица, кругами парил над местностью. В салоне приговаривались люди, слышалось монотонное бормотание.

«Надеюсь они не устроят тёмную Капустину, - подумал Влад. - Им то хорошо, а мне ещё предстоит сдавать по описи это предательское чучело».

Больно тикали под темечком минуты. Никакого самолёта внизу не наблюдалось и отчаяние закрадывалось в душу майора. Воздух темнел, Богуславский расширил зону поисков, теперь самолёт летал расширяющимися кольцами, они напоминали круги на воде от брошенного камня. Крутые склоны, заросшие лесом, неровными террасами спускались в узкое ущелье, оно было замкнутым, имело свое начало и конец, преградами служили поперечные сомкнувшиеся скалы. Самолёт прошёл над средней частью ущелья, протянувшегося с юга на восток на пару километров. Прямо по курсу маячила цепочка остроконечных вершин.

- Никита Сергеевич, кажется я что-то видел, - задумчиво изрёк Шаламов. – Могу, конечно и ошибиться.

- Что ты видел? - спросил Брагин.

- Не знаю, товарищ майор. Что-то нехарактерное. Там в ущелье, которые мы только что прошли на северной стороне.

- И что теперь делать? - осведомился Богуславский. - Мы вроде прошли ущелье. Это не авто, на месте не развернёмся. А если тебе почудилось Серёга? Только время потеряем.

- Что ты видел, Сергей? - майор подался вперёд. – Думай, вспоминай.

- Не знаю, товарищ майор. Чертовщина какая-то, вроде скалы тёмные, а эта штука светлее, выбивалась из антуража, на пару секунд мелькнула - не запомнил ни черта.

- Давай по малому кругу обратно, Никита Сергеевич, - скомандовал Брагин. - Сделаешь половину окружности против часовой стрелки, заходи в долину с юга и дуй по пади, тогда мы точно засечём, что там померещилось твоему бортмеханику.

Он нервничал, кусал губы. Если пустышка, то они потеряют десять минут, которые никто не вернёт. Тогда придётся несолоно хлебавши направляться в Прошев, а с рассветом возобновлять поиски.

Транспортник запыхтел, Богуславский заложил новый вираж, снова крен при заходе на круг, блеснула узкая речушка, между отвесными скалами пропала за каменным месивом, сменился ракурс. Теперь долина была перед глазами: лесистые горы стояли почти вплотную, между ними долина шириной не более ста метров, поверхность сравнительно ровная и пара перелесков, несколько каменных кучек, словно сметённых веником, кручи уступами, спускались в долину, на участках свободных от растительности поблёскивали отложения минералов. Самолёт перевалил через кучу, заградившую вход в долину, стал снижаться, теперь он шел на предельно малой высоте. Ничего необычного внизу не наблюдалось, только природа, да пара неглубоких балок, заросших травой, островок чёрных скал, впереди по курсу крутой обрыв, словно дверца закупоривавшая северный выход из долины.