– Не торопи меня, – прошептал он, щекоча дыханием ее кожу.

Она снова вздрогнула. Том отстранился, наслаждаясь жаром желания, горевшим в ее глазах.

Он потянулся к ее губам и замер совсем близко от них, дразня и искушая Сиару.

А потом поцеловал ее.

Ее губы, сладкие и полные, податливо раздвинулись под напором его языка. Ее пылающее упругое тело прижалось к нему, бедра к бедрам, грудь к груди. Не отрываясь от его рта, она нетерпеливыми пальцами неловко стала развязывать его галстук-бабочку.

Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. И все-таки он смог. Он отстранился от нее, совсем немного, но все же достаточно, чтобы к нему начал возвращаться здравый смысл.

Он уткнулся головой в ее волосы и прошептал: – Это может выйти из-под контроля.

– Я думала, что уже… – Голос Сиары дрожал и срывался.

Он отступил на шаг, прекрасно понимая, что пути назад уже не будет.

– Ты же понимаешь, что это не изменит мои намерения насчет Лохмора.

Глаза Сиары сначала удивленно округлились, потом гневно сузились.

– Том Бенсон… За кого ты меня принимаешь? Ты что же, думаешь, что это… Что я целуюсь с тобой из-за Лохмора?

– А из-за чего?

Сиара покачала головой, отбросила его руку и пошла к выходу. В дверях она повернулась и с насмешкой посмотрела на него.

– Только из-за игры. Я выиграла. Только из-за этого. – Она надменно вскинула голову и прибавила: – И, если позволишь напомнить: ты сам задал мне тот вопрос. Так что не вини меня, если не можешь справиться с последствиями.

С этими словами она вышла из комнаты.

Том обессиленно рухнул на диван. Ему надо продержаться еще один день. Послезавтра прислуга выйдет на работу.

Всего один день.

Ведь он сумеет?

Дверь со стуком распахнулась. Группа эксцентрично одетых подростков с музыкальными инструментами вошла в древний паб, служивший деревне заодно и бакалейной лавкой, и хозяйственным магазином. Собравшиеся приветствовали их радостными воплями и стуком пивных кружек.

Том, сидевший у камина с пинтой портера, наклонился к Сиаре:

– Что происходит? Почему на них такие странные соломенные шляпы?

Она засмеялась.

– Понятия не имею! Это «Рен Бойз»; каждый год двадцать шестого декабря, в день святого Стивена, они ходят из паба в паб, играют свою музыку и собирают деньги на благотворительность.

Музыканты тем временем расположились в центре паба и по команде подростка, который трижды стукнул деревянной палочкой в боуран[8], начали играть зажигательную мелодию кейли.

На них были соломенные шляпы в форме конусов, которые наполовину скрывали их лица, но Том все равно узнал среди них маленькую Софи с детской вечеринки – ее выдали ее огненные волосы. Девочка тоже узнала его и нерешительно помахала ему рукой.

Он не хотел идти в паб, но в конце концов уступил настояниям Сиары, твердившей, что он уже достаточно поработал сегодня и ему не помешает размяться – пройти милю пешком до деревни, а заодно заскочить к «Дейли» на горячее пиво.

Он отхлебнул портера и посмотрел на Сиару, которая хлопала в такт музыке и смеялась от восторга. На ней были джинсы и толстый вязаный свитер с высокой горловиной, каштановые волосы были забраны в высокий хвост, и она выглядела совсем юной.

Ему снова захотелось поцеловать ее.

Запредельная глупость.

Продажа Лохмора сама по себе была для него нелегким решением. А Сиара делала его еще сложнее.

Он сидел в пабе, разменявшем пятый век, на стенах висели снимки замка – наверное, от самых времен изобретения фотографии, и вставленные в рамки вырезки из газет, посвященные значительным событиям Лохмора – наверное, от самых времен изобретения газет. К нему подходили деревенские, жали руку, поздравляли с Рождеством, выражали соболезнования по поводу смерти отца, предлагали ему выпить, делились местными новостями. Он вспомнил, как настойчиво Сиара зазывала его сюда.

Неужели все это – и поход в паб, и вчерашний вечер, – все часть ее кампании по спасению Лохмора?

Он стиснул зубы. Он влюбился в Сиару.

Вокруг все подпевали и хлопали в такт музыке, а у него внутри была глухая пустота.

«Рен Бойз» закончили свое выступление, пустили по кругу ведерко для пожертвований, раскланялись и под аплодисменты покинули паб.

Том встал и надел куртку.

– Мне пора.

– Но мы же еще не допили.

– Скоро стемнеет. Я бы предпочел уйти сейчас.

– Всего три, темнеть начнет только через час.

Он покачал головой, развернулся и вышел из паба.

Сиара догнала его на главной деревенской улице. Они прошли мимо выбеленной снегом старой церкви, построенной его прапрадедом, мимо сквера, куда какие-то храбрецы, несмотря на мороз, привели играть своих детей. Маленький мальчик сидел на качелях и визжал от восторга, а отец раскачивал его все выше и выше. Какие-то люди приветствовали его, но Том только коротко кивал в ответ и, не останавливаясь, шел дальше.

И только уже у стен замка он повернулся к Си-аре, не в силах больше сдерживаться, желая немедленно выяснить, что происходит между ними.

– Вот что, хватит игр, Сиара. Я понимаю, что ты готова пойти на все, чтобы убедить меня сохранить Лохмор… Но прекращай уже.

Сиара задохнулась от возмущения и потрясенно уставилась на Тома.

Гнев, удивление и разочарование кипели в ней, но она изо всех сил постаралась говорить спокойно.

– Я не играю в игры. Да, я хочу, чтобы ты сохранил Лохмор. Ради себя самого и ради нас всех. И я с самого начала честно признавалась тебе в этом. Так о каких играх, черт возьми, ты говоришь?

Том стиснул зубы, повернулся и быстро пошел прочь. Глубоко вздохнув, Сиара побежала за ним. Он свернул в Лохморский лес.

Последние лучи зимнего солнца без труда проникали между голых ветвей. Земля была скрыта под снегом, но зеленые хвосты папоротника дружелюбно покачивались на легком ветру. Сиара, увязая в снегу, не поспевала за быстрым, упругим шагом Тома.

– Хочешь знать, почему мне нравится работать садовником? – крикнула она ему в спину. – Потому что растения очень простые и понятные по сравнению с вами, мужчинами.

Том повернулся и с мрачным лицом ждал, пока она его нагонит.

– Скажи мне: ты целовалась со мной ради Лохмора?

Сиара не знала, что ему ответить.

Стоит ли ей солгать, что их поцелуи были частью ее плана? Сказать, что они не были сладкими и пьянящими? Скрыть от него, что она любила его каждой клеточкой своего тела?