Каждый читатель дорожит своей домашней библиотекой. Безусловно, нас успокаивает и обнадеживает осознание того, что существуют государственные, национальные, муниципальные и университетские библиотеки, где хранятся сотни тысяч книг, невероятный объем увековеченных в печати знаний. При этом наша культура, то, что сформировано и скрыто в пределах черепной коробки, воплощается на книжных полках в кабинете или другом уголке нашего дома. На этих полках хранятся книги, которые мы собираем всю жизнь: одну мы читали, другую пока еще нет, эту обязательно перечитаем, а эту, быть может, и не откроем вовсе, ведь никогда не знаешь наверняка. Для нас важно другое: обладать этими книгами, расставлять их, знать, что они рядом, только руку протяни. Когда возникнет желание, их можно будет потрогать, полистать, прочесть целиком или выборочно. Мы стремимся к ним, как капитан Немо к библиотеке «Наутилуса» или как позднесредневековые монахи Умберто Эко, которые, вопреки запретам и рискуя жизнью, тайно проникают в библиотечный лабиринт под покровом ночи.

Веками каждый дом заключал в себе подобие храма: это могла быть часовня, алтарь или почетный угол, посвященный духам, богам или памяти усопших. С течением времени они постепенно исчезли, в то время как институт печати и получившие распространение карманные издания наполнили дома книгами. Книжные полки превратились в такие же предметы повседневного обихода, как стол и стулья. Место храма в доме заняла библиотека, и на смену Библии пришла «Энциклопедия Эспаса».

Своя личная, сокровенная и отчасти воображаемая библиотека есть у каждого из нас. В этом эссе речь идет о том, что их все объединяет, и о библиотеках из трех литературных произведений. О подобных библиотеках мы так много слышали и читали, так часто преклонялись или содрогались перед ними, что они перестали принадлежать графу Дракуле, Чудовищу, вавилонским библиотекарям и Доктору Кто. Не принадлежат они и своим создателям: ни Брэму Стокеру, ни Уолту Диснею, ни Хорхе Луису Борхесу, ни Сидни Ньюману. Став общественным достоянием и частью коллективного воображения, они начали принадлежать всем нам без исключения, каждому представителю вида Homo bibliothecarius.

Существующие в воображении библиотеки реальны. Созданные другими, они по праву наши. Мы – читатели.

II. Библиотека Алонсо Кихано Доброго

В библиотеке Дон Кихота Ламанчского нет ни стен, ни полок, ни переплетенных томов, а крышей ей служит череп, покрытый редкими с проседью волосами, и забавный, даже нелепый шлем, носимый, впрочем, с таким уверенным достоинством, какое позволяет не слишком ровная рысь Росинанта. Потому что передвижная библиотека Дон Кихота Ламанчского – это его голова, иногда безумная, часто разумная, всегда искренняя. Он говорит так, будто читает вслух один из многочисленных рыцарских романов, которые глотал, перечитывал и твердил наизусть, пока не свихнулся от столь обильного поглощения книг и столь скудного сна, будучи сухопарым идальго, известным как Алонсо Кихано Добрый, чьи книги не стали еще созвездиями нейронов, биохимическими миниатюрами у него в мозгу.

В библиотеке же Алонсо Кихано есть и стены, и полки, и более ста томов, большие – в отличных переплетах, как выглядят маленькие, Сервантес умалчивает. Парадоксальным образом мы попадаем туда не вместе с главным героем, а с его цензорами, которые обеспокоены безумием идальго. Если ключница и племянница, запасшись святой водой, которая в действительности могла бы быть бензином, твердо уверены, что все без исключения книги вредны и должны сгореть в одном костре, священник и цирюльник решают провести тщательную ревизию подозрительных сочинений. Осмотреть, пролистать, обсудить их, чтобы читателям посчастливилось поприсутствовать на этом неожиданном литературоведческом диспуте.

Первая книга, которая попадает к ним в руки, – «Амадис Гальский» в четырех частях. Один считает, что ее должно предать огню, потому что это первый рыцарский роман, напечатанный в Испании, а значит – первопричина всех зол. Другой возражает, что это лучшая из книг в своем жанре, и потому может быть помилована. Следующим осмотренным изданиям уготована иная судьба – романы об «Амадисовых родичах» признаны дурными, дерзкими, нелепыми и выброшены в окно. После длинной череды приговоров, наконец, спасена еще одна книга, и тут мораль с эстетикой начинают своеобразную партию в теннис. К сожалению, почти всё время выигрывает причудливая мораль обоих следователей, которые доводами о благе общества и словесности маскируют свою болезненную неприязнь к народной и развлекательной литературе. К счастью, помимо рыцарских романов в библиотеке есть стихи. И потому оказывается там и «Галатея» большого друга священника Мигеля де Сервантеса, который «в стихах одержал меньше побед, нежели на его голову сыплется бед»[24]. Так выясняется, что священник и цирюльник такие же опытные и страстные читатели и прозы, и поэзии, как сам Алонсо Кихано, что они совсем не чужды литературного мира, не растрачивая, впрочем, на книги, к несчастью или к счастью, сокровищ своего здравомыслия.

Избавлены они и от других трат. Эдвард Бейкер в «Библиотеке Дон Кихота» утверждает – маловероятно, чтобы человек с таким социальным и экономическим статусом, как Алонсо Кихано, владел подобной библиотекой, которую Бейкер оценивает в четыре тысячи реалов, что по тому времени достойно миллионера. Маловероятно также и то, чтобы эти книги оказались вместе, потому что все они могли существовать сами по себе, но ни одному образованному читателю XVII века не пришло бы в голову соединить их в одной библиотеке. Исследователь сравнивает коллекцию книг главного героя с двумя другими, описанными в романе, – трактирщика и Диего де Миранды, рыцаря Зеленого Камзола. И заключает, что библиотека Алонсо Кихано похожа на современную, потому что в ней преобладают художественная проза и поэзия – то, что мы сегодня называем литературой, – в ущерб теологии и другим дисциплинам, которые должны были бы главенствовать в любом книжном собрании, если бы кому-то взбрело в голову отвести специальное место в своем доме для складывания и упорядочивания книг.

Шедевр Сервантеса стал классикой благодаря своей способности подстраиваться к будущему, которое он сам создает. Потому что это роман, который породил множество будущих романов. Поэтому библиотека художественной прозы и стихов Алонсо Кихано постепенно становилась всё больше похожа на библиотеки новых поколений читателей, которые постепенно забывали теологию и жития святых и склонялись к фантастике, реализму, приключениям, любви или ее оборотной стороне – ужасу.

Благодаря своей вдвойне вымышленной библиотеке Алонсо Кихано Добрый стал Дон Кихотом Ламанчским. Это она сподвигла его покинуть село ламанчское, название которого уже никто и не вспомнит, эту деревню, которая теперь – любая ламанчская деревня, любая кастильская деревня, любое сельцо, осевшее в степях, как корабль в песках высохшей лагуны. Покинуть, пока длится греза, оседлую жизнь, сменив чтение, которое есть созерцание чужих жизней, на действие, – значит стать