— Мама! Мама! — отчаянно звала она. — Где ты, мамочка?

— Я здесь, милая. Я здесь. — глотая слезы ответила Кристина. — Теперь я буду с тобой и никуда не уйду.

Кристина повернулась к мужчине и протянула руку к флакону.

— Я сама ей дам лекарство.

— Хорошо. — согласился мужчина и вложил ей флакон в раскрытую ладонь.

— Где ее мама?

— Умерла еще вчера. — ответил он и не прощаясь ушел.

Кристина погладила по голове девочку и поправила несколько прядей, упавших на ее лицо.

— Милая, открой ротик, нужно выпить лекарство и тебе станет лучше, а потом я спою тебе песенку, даже несколько и расскажу сказку.

Девочка не сопротивлялась, и Кристина влила ей в рот жидкость и слегка зажала нос, чтобы она проглотила лекарство. Потом она забралась в постель к девочке, крепко обняла ее и тихо запела какую-то детскую песенку, потом еще одну, следом она рассказал все сказки какие только помнила. Девочка успокоилась и уснула, легкая улыбка играла на ее губах. Кристина горько улыбнулась и поддавшись порыву поцеловала ее в лоб. Обняв девочку, она поудобней устроилась на подушке и мгновенно погрузилась в липкую пустоту тяжелого сна.

Рэм

Рэм размашисто шагал из своего шатра к центру лагеря и думал о том, как же ему не нравится вся эта история, в которой он сейчас оказался. Еще никогда, до этого момента, он не находился в таком разногласии со своим внутренним голосом. Как правило они быстро договаривались, и он продолжал спокойно жить дальше. А так как за годы своей паршивой работы он смог практически напрочь лишить этот голос совести и умения сострадать, то в достаточно спокойные последние годы тот его совсем не беспокоил.

Но не сейчас. Сейчас он зудел, не переставая, об этой девчонке. А может не стоило оставлять ее там одну? Ясно же, что сейчас ей плохо и она напугана. Ведь она из другого, совсем неизвестного, как оказалось мира, ничего не понимает здесь. С ней может что-то случиться. Рэм зло рыкнул, пытаясь отогнать эти мысли. Чужачка она или нет, она знала, что делает, пусть отвечает за свои поступки! Но в голове снова и снова всплывала картинка хрупкой фигурки в белом платье, заляпанном кровью. Почувствовав, что начали подключаться уколы совести Рэм понял, что сегодня он ни о чем не сможет договориться со своим внутренним голосом, поэтому просто заткнул его куда подальше и с новыми силами включился в работу.

А включаться было куда, ситуация не улучшилась и повсюду не хватало рук. На границе оцепления поймали нескольких зараженных, сбежавших из города, и, хотя они не смогли бы пересечь границу, но своим появлением в обработанных участках свели на нет несколько дней работы по очистке. Рэм вошел в главный шатер, где эмиссар Ривли, на повышенных тонах отчитывал за это группу сборщиков. Отчитывал так, что даже у Рэма брови удивленно поползли вверх, а запас бранных словечек пополнился уникальными экземплярами. Что уж говорить о стоявших, понурив головы, рядовых. Услышать такое от одного из самых сильных магов Ливоса пусть и было непривычно, но в целом не являлось чем-то предосудительным. Но услышать тоже самое, но только в свой адрес — это совсем другое дело. Совсем молодой мальчишка умудрился даже покраснеть.

— Пошли вон! Я с вами еще потом разберусь! — зло крикнул он им, заметив, что Рэм стоит в стороне и криво ухмыляется.

— Ну надо же, Ривли, я и не знал, что ты так умеешь, даже заслушался. — с издевкой протянул он.

— Иди к хрокку, Вермонт. Ты лучше скажи мне, где ты шляешься, пока мы тут разгребаем это дерьмо? Уже давно за полдень. — вместо приветствия недовольно ответил тот.

— Срочные дела, личного характера. — спокойно ответил Рэм.

— У тебя и личное? — недоверчиво протянул Ривли. — да ты же с работы не вылезешь, какое к хрокку личное? Неужто приболел? А может у тебя любовь? — издевательским тоном продолжал он. — Нашел себе спутницу жизни, которая согласилась с тобой пробыть больше двух недель? — и он рассмеялся, негромко, язвительно.

Слухи о том, что с ним, Рэмом, не может задержаться ни одна женщина уже стали всеобщим тайным развлечением. Раньше, если он появлялся на людях с новой женщиной, то тут же делали ставки сколько она продержится. И всегда считали, что это они уходят от него, хотя в основном это он прерывал отношения. Но он никого не переубеждал, позволяя думать обратное. Женщины почему-то считали, что так они выглядят в более выгодном свете после расставания, а ему было все равно. Какие только слухи не распускали потом обиженные дамы, причем, по его мнению, совершенно незаслуженно.

Он ведь в целом любил женщин, красиво ухаживал за ними, был всегда нежен и ласков, конечно если его избранница не хотела обратного. Он знал, что удовольствие, которое может подарить женщина, желающая близости по своей воле, гораздо сильнее. Поэтому в постели никогда не скупился на ласки и искренне не понимал мужчин, приемлющих насилие. Но женщина ему нравилась только до той поры, пока не начинала лезть в его дела и требовать от него больше времени чем он может ей дать, как правило этот срок был равен паре недель, отсюда и пошел этот слух. Он не разделял всеобщего веселья по поводу его скоропалительных романов, но и не придавал им особого значения.

Хотя в последнее время ему это надоело, и он предпочитал находить себе не особо обремененных моралью женщин с хорошим воспитанием, как правило это были не очень хорошо обеспеченные вдовы. Он брал короткие отпуска от работы и несколько дней наслаждался обществом дамы в своем замке, не афишируя эту связь. Окружающие же видели постоянно работающего главного министра и первого мага Совета Пяти.

— Какая любовь, Ривли? У нас тут люди мрут как мухи каждый день, а ты — любовь. — нарочито возмущенным тоном ответил он. Сразу вспомнилась Кристина.

Как она там? Но тут же одернул себя и отогнал мысли о ней прочь. — Давай работать, что с рекой? Как далеко продвинулись вниз по течению? Нужно быстрее заканчивать с ней, это самое опасное сейчас место.

И он погрузился в работу. Вернее, попытался погрузиться, мысли о Кристине постоянно всплывали в самый неподходящий момент, мешая сосредоточиться. В какой-то момент он понял, что беспокоится. Беспокоится за нее. С чего бы ему беспокоиться за нее? Она для него никто. Даже больше чем никто, она ему практически враг, вредитель, который чуть не уничтожил все, что ему дорого. Если король узнает, что на подвластной ему территории Приграничья чуть не произошел выброс такой силы, да еще и в его замке, прямо у него под носом, то лишением членства в Совете Пяти он точно бы не отделался. Возможно и его жизнь была бы под вопросом, король был человеком импульсивным и скорым на расправу. А такой ошибки ему, скорее всего, бы не простили, и в лучшем случае, вернулся бы он к ненавистным будням сборщика эсмэ.

Но как оказалось мукам совести было все равно до его доводов, они продолжали его мучать. Девчонке не место в Фордоке, там же кругом смерть. А где ей место? Где ему еще оставить эту больную на всю голову? В замке он ее одну теперь точно не оставит, с собой таскать повсюду тоже не вариант. Не поймут его, да и опасно здесь, кругом зараза. Ну не убивать же ее в самом деле? Запереть где-нибудь в безопасном месте под присмотром? Именно так он и сделал. Ничего более подходящего, чем Фордок не придумал. Так что он все сделал как нужно, за ней там присмотрят, а потом он решит, что делать.