Я больше не могла сдерживать рыдания, и Ник, уложив мою голову себе на плечо, напряжённо произнес:

– Всё. Остановись. Не нужно. Это в прошлом, ладно? Сейчас тебе нечего бояться. – И на грани слышимости: – Сукин сын…

Я прижалась к Никлаусу, глотая слёзы, и ненавидела себя за глупое упорство, которое тогда привело меня обратно к маме, но, возможно, то, что случилось в тот день, было необходимо.

– Мне было мерзко и страшно, – шепчу я. – Его потные руки и запах изо рта… Я всё кричала, звала маму…

– Аня… – с болью в голосе выдыхает Ник, стискивая меня сильней. – Чёрт…

– …Но пришёл Саша, парень Вики. Ворвался в комнату, не допустив самого страшного. Избил его и забрал меня к Вике. Он успел вовремя, за что я всю жизнь буду ему благодарна, а мама… Больше я к ней не сбегала.

– Чёрт, мне так жаль, что я тогда… Я придурок, Ан-ни. Какой же я придурок…

– Ты не знал.

– Я всё равно не имел права вести себя с тобой так отвратно, – прижался он своим лбом к моему, закачал головой. – Не имел… Прости меня.

– Я простила, Ник. Говорила же…

– Но я буду извиняться снова и снова. Я такой дурак.

– Ладно, если тебе так хочется… – тихо улыбаюсь я и обнимаю его за шею, прижимаясь губами к горячей коже. – Всё в прошлом, ты прав. Но… Ты не… не разочаровался во мне, Ник?

Он отстраняет меня за плечи и вглядывается в моё лицо недоумённым взглядом:

– С чего бы, Ан-ни?

Я стыдливо отвожу глаза:

– С того, что я была такой дурой…

– Шутишь? Ты была ребёнком, любила и верила своей матери, самому родному из людей. – Ник вдруг хмурится и продолжает уже тише: – Это нормально – доверять своим родителям. Другое дело – их собственные поступки. Когда мы дети, то нам кажется, что родители самые умные и сильные люди, что они хорошо знают, что делают. Но по факту… По факту они те же дети, просто повзрослевшие раньше нас.

Теперь уже я вглядываюсь в Ника пристальнее, пытаясь понять, что его беспокоит, но он улыбается и неожиданно подхватывает меня рукой под колени, поднимаясь на ноги:

– Оставим беседы для следующего свидания, ладно?

Улыбнувшись, я киваю и обнимаю его за шею.

Мы поднимаемся в мою комнату, Никлаус укладывает меня на кровать, помогает снять обувь и, разувшись сам, ложится рядом. Тянется меня обнять, но у него звонит телефон, он отклоняет вызов от своей мамы, ставит беззвучный режим и, бросив телефон на тумбочку, всё же притягивает меня к себе. Помимо страшного волнения, я чувствую тепло и благодарность к Нику, но всё равно решаю уточнить:

– У тебя не будет проблем?

– Плевать. – Он касается губами моих волос, а затем прислоняется к моей макушке щекой, укладывает нас обоих удобнее: – Спи, Аня.

Я ненадолго озадачиваюсь, потому что чересчур эмоциональный день даёт о себе знать, наваливаясь тяжестью на тело и сознание. Мы лежим в тишине ещё какое-то время, и под мерный стук сердца Никлауса я не замечаю, как засыпаю…

А на утро, после звонка Хьюго Коллинза, я узнаю, что сын мисс Лейн умер два года назад.

– Побудь здесь, – говорю я ещё немного сонному Никлаусу и выхожу за дверь. – Я скоро.

Разговор с Хьюго меня немало напряг. Я совершенно точно считала, что вчерашнее сотворил с мисс Лейн её сын, обвинила его при ней, и теперь мне ужасно стыдно за свои слова. Но я никак не могла представить кто ещё это мог быть…

Я поднимаюсь на третий этаж и осторожно стучу костяшками пальцев в дверь спальни Агаты. Заглядываю внутрь и вижу женщину полусидящей в своей кровати. Захожу.

– Мисс Лейн, как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно?

– Со мной всё в порядке, – раздражённо отвечает она.

Тянется рукой к тюбику с таблетками, её взгляд цепляется за фоторамку с фотографией, и женщина на мгновение замирает. К моим щекам приливает кровь. Агата бросает взгляд на пустой стакан и недовольно смотрит на меня:

– Грета уже здесь?

– Я могу принести вам воды, Агата, – осторожно предлагаю я.

– Тебе пора в колледж, разве нет? Вот и по пути попроси Грету подняться ко мне. Более не задерживаю, Ани.

– Агата…

– Уходи, Ани.

Я удручённо качаю головой, вздыхаю и иду вон.

На звук моих шагов открывается дверь моей комнаты, и Никлаус открывает рот, чтобы что-то сказать. Но я не позволяю: бросаюсь к нему и закрываю его рот ладонью. Извиняющимся тоном шепчу:

– Домработница может услышать и доложить о тебе мисс Лейн, а у нас и так отношения хуже некуда. Побудь ещё немного здесь, ладно?

Тёмные глаза весело блестят, и Никлаус кивает.

Я иду на первый этаж, застаю женщину в гостиной у шкафа: она ставит книги на место, чего вчера не сделала я. Чёрт.

– Доброе утро, Грета.

– Ани, – тепло улыбается она мне, а затем хмурится: – Что здесь вчера произошло?

Я иду помогать и осторожно интересуюсь:

– А раньше подобного не случалось?

– Шутишь? Мисс Лейн чуть ли не молится на свою книжную коллекцию. Не представляю, что её могло настолько вывести из себя, чтобы она стала разбрасываться книгами.

– Ну, да, – вздыхаю я. – Мисс Лейн просит вас подняться к ней, Грета.

– Она не спустится? Как странно. Хорошо. Спасибо, Ани.

Женщина явно что-то знает, потому что заметно заволновалась, поспешив к лестнице. Мне ужасно хотелось засыпать её наводящими вопросами, но я стыдилась того, что и так без ведома и согласия мисс Лейн влезла в её личную жизнь.

Теперь я знала, что у старушки нет в живых родственников, кроме внуков. Что она никогда не была замужем. Что она всю свою жизнь была писательницей, и писала свои книги под разными псевдонимами. Знала, что её сын женился на своей однокласснице сразу после школы, и вскоре у них родились двойняшки. Какое-то время они все жили с мисс Лейн…

А затем её сын погиб в автокатастрофе. Пьяный и лихой водитель вылетел на встречную полосу – такое часто случается, к сожалению.

Это ужасно: родители не должны хоронить своих детей.

Не представляю, как тяжело пришлось мисс Лейн.

Ещё и я…

Обвинила её мертвого сына в том, что он мог избить свою мать.

Я осторожно захожу в свою комнату вместе с тем, как Грета поворачивает на лестничный пролёт третьего этажа, прикладываю указательный палец к губам, давая понять Нику, чтобы он молчал, и выглядываю из-за двери, провожая спину женщины взглядом.

Едва не взвизгиваю и подпрыгиваю на месте от того, что Никлаус щекочет меня по рёбрам. Шикаю на него и смотрю укоризненно, пока он бесшумно смеётся.