Поругаться окончательно нам помешала Весточка. Устав улепетывать от наглого хищника меж ножек столов и табуретов, она свернулась в свиток. Кот недоверчиво его обнюхал, погонял бесполезный пергамент лапами по полу и отошел в сторону. Вид у него был обманутый и обиженный. Весточка снова превратилась в птичку и устроилась на полке большого камина. Кот хотел заскочить туда, однако не решился: полка была слишком узка, и он побоялся свалиться с нее.

— Мой талисман сильнее вашего! — обрадовано заржал я. — Заведите себе получше.

— Не тычь в меня стрелой! — предостерег Меченый, отстраняясь. — Она у тебя отравленная! И вообще — что за манеры? Ты же не в лесу, а в культурном месте.

— В культурных местах не нападают на постояльцев с целью их слопать, — возразил я. — А теперь попробуй скажи, что Весточка не постоялец?

— Постоялец, постоялец, — нехотя признал Меченый. — Эй, Ассасин! — обратился он к коту. — Не смей трогать эту птичку, понял?

Кот фыркнул и вышел из зала, гордо задрав хвост, давая понять, что ничего он не понял и понимать не намерен. Сами сидят завтракают, а ты свой завтрак еще добудь, и когда почти добыл, он становится несъедобным. И вместо того, чтоб посочувствовать, тебя хотят подстрелить и ругаются!.. Весточка оскорблено смотрела коту вслед. Живешь себе живешь, никого не трогаешь, и вдруг какое-то рыжее чудовище принимается носиться за тобой, клацая зубами и размахивая когтями. И где? В том самом обеденном зале, в котором тебя приветливо принимали за любым столом, щедро угощали вкусными крошками, а иногда отваливали целые бисквиты.

После завтрака я продолжил начатые еще вчера дела по подготовке похода к некрополю. К обеду управился. Последний взнос Эртриксу и фуриям сделан, оружие и снаряжение проверены, накопители заряжены до отказа, в вещмешок костомеха упакован двухнедельный запас продуктов для меня и фураж для Люцифера. Трава для коня везде найдется, а зерна ему в Гинкмаре я добыть не надеялся. И чем дальше мы уйдем, тем меньше будет попадаться нам дичи. С нечистью ведь не только разумные не дружат — животные тоже. И в местах, где ее много, обычных зверей встретишь редко. Съедобные же монстры вкусны не всегда, а у некоторых от съедобности одно название. Только характеристиками сыт не будешь — это я еще в своем мире уяснил. Возьмешь, бывало, упаковку чего-нибудь, изучишь состав. Вроде все ингредиенты в пищу пригодны. А попробуешь — жрать это нельзя даже с голодухи, годится только тараканов травить.

Никаких проводов я просил мне не устраивать. Путь предстоял опасный, очень опасный, и я боялся, что буду чувствовать себя за столом в свою честь как на собственных поминках. Задерживаться тоже ни на одну лишнюю минуту не собирался. Не хотелось становиться виновником еще одного штурма «Гавани», буде Штольбу, Гиршу или еще кому из Бдящих захочется отомстить за проигрыш Бурхарда и унижение ордена. А еще я недавно вычитал в базе знаний, что выйти в дорогу в средине дня — нормально для стоящих между Мраком и Светом. А если надумал с головой в мистику окунуться, то и желательно.

Попрощался с Палашом и волколатниками. Проводник оставался при таверне. Броневолки пока тоже, а куда отправятся потом, они еще не решили. Заметив, что я готов отчалить, Меченый подошел ко мне и сказал:

— Надеюсь, ты не в обиде из-за Жюстины. Клянусь, пальцем не шевельнул, чтоб ее у тебя увести.

— Да и шевельнул бы — какая разница? — пожал плечами я. — Ты же взрослый мужик — понимаешь, что у нас с ней все давно выгорело, и последние угольки погасли. Постарайся, чтобы у вас так не случилось. Она отличная девчонка, и станет еще лучше, если научится мал-мал сдерживать свою дурь. Пить уже бросила — прогресс налицо!.. А Мыку с Живчиком семья нужна. Ты успел догадаться, что в придачу к Жюстине двух сыновей заполучил?

— А как же! — разулыбался Меченый. — И, знаешь, не против.

Когда он ушел, явилась Жюстина. Она не стала спрашивать, обижаюсь ли я на нее — просто сунула мне в руки конфискованный некогда ею футляр вампира:

— Бери, скупердяй! Ты так и не сказал, что он мой. И да — тебе он действительно нужнее, чем мне. Особенно в этом походе пригодится.

Мне стало стыдно. А кроме того, я на Жюстину разозлился. Еще вчера решил оставить футляр ей. Ну да, не сказал, — а как бы я сказал, не чувствуя себя идиотом? У тебя внаглую забирают какую-то вещь, а ты потом такой: владей на здоровье, я тебе ее дарю от души? Так, что ли? С риском нарваться на ответ: да пошел ты нахер, она давно моя!

Может, если бы я глубоко понимал женщин, то сообразил, что Жюстина изначально присваивать футляр не собиралась. Но как их понимать — в них сам сатана не разберется глубже, чем на несколько миллиметров. И вот теперь моргай глазами, и думай, чего такого остроумного сказать, чтоб выйти из положения. А Жюстина, конечно, не поможет. Куда там — она ж специально так подстроила.

А не стану я выходить. Черт с ней — постыжусь, не облезу. Хотя действительно паршиво как-то складывалось у нас с подарками — и не только с футляром этим проклятым, а вообще. Сейчас вспомнил — точно, я ведь никогда ничего Жюстине не дарил. Пока в ополчении парился — денег не было. Потом занят был: то в плен попадал, то выбирался из плена, то дрался с кем-нибудь, — а она в Каритеке сидела. Потом долг отдавал, опять дрался и дрался… Потом клан денег требовал, и не только в плане расходов, но и чтобы заначка хорошая имелась. Вдруг понадобятся срочно финансы — где их так сразу возьмешь? На восстановление таверны сколько ушло — страшно вспомнить… А сейчас и хотел бы что подарить, а нечего. Всю наличку ввалил в подготовку к походу. Все для него закуплено, эликами зарядился до отказа, но помимо того у меня на руках даже самой мелкой и ненужной хреновины не осталось, поскольку таковые проданы вчера. Как и крупные. Как и любые, без которых можно обойтись. Выручка ушла все туда же — на подготовку. Моя доля в «Гавани» дохода пока не принесла. Столько бабла в последнее время поднял, а к некрополю уйду словно нищий — с несколькими медяками в кошельке. Благо в дороге мне и они не понадобятся.

— Зря переживаешь, — сказала Жюстина. — Ничего мне от тебя не надо. И никогда не было надо — кроме тебя самого. Я что, по-твоему, совсем дура, и не видела, с кем связываюсь? Не понимала, что ты о девушках, даже когда они рядом, думаешь лишь тогда, когда трахнуться хочется? Прекрасно понимала, будь спокоен. Это ты ничего не понимаешь…

— Я исправлюсь, — пообещал я.

Жюстина расхохоталась. Она смеялась долго, звонко и заливисто, потом сдавленно, чуть не задохнулась, из глаз потекли слезы. Кажется, у меня все-таки получилось сказать нечто остроумное.

— Иди уже! — попросила она, как только смогла говорить. — Ляпнешь еще что-то в этом роде — я сдохну. Смерти моей хочешь?

Я сунул футляр в котомку, подошел к стоящим поодаль Живчику и Мыку, и предупредил:

— Не вздумайте драпануть за мной. Я вас с собой ни в коем случае не возьму, даже если будете скрытно пробираться по моим следам неделю, а затем объявитесь. Выпорю и верну обратно. Поняли?

— Поняли, — печально ответил Мык.