– Что это? – удивляюсь я.

– Если спросят что-то неожиданное, задумчиво рассматривай кольцо, словно вопрос тебе кажется слишком скучным, чтобы на него отвечать.

– И никто не сочтет это оскорблением? – Я поднимаю руку, стараясь не выколоть себе глаз, пока рассматриваю украшение.

– Нет. Они хотят кому-то верить. Ты бесстрашна, а это как раз то, что нужно. Будь надежной. Отважной. Пресс-конференция пройдет на террасе пентхауса. Поешь что-нибудь, пока твоя неотесанная охрана все не сожрала.

Выхожу следом за Эммитом, втайне надеясь на дождь. Проходя мимо окна террасы, выглядываю наружу. Уже слетелись беспилотники с камерами. В воздухе парят летающие платформы со знаменитыми комментаторами. Я-то думала, ведущие журналисты такого калибра скорее заинтересуются Состязаниями второрожденных, нежели мной. Комментаторы легкомысленно обнимаются. Дюна всегда говорил, что они такие беспечные потому, что вся серьезная журналистика подвергается жесткой цензуре. До сих пор мне удавалось их избегать: у меня был свой выделенный канал, и дело иметь доводилось в основном с дронами и стационарными камерами, и то изредка.

Иду в столовую на запах завтрака. Хоторн и Гилад уже пытаются расправиться с огромными порциями еды. Ребята даже не удосужились надеть свою броню. У столика с фуршетом топчутся Эджертон и Хэммон с тарелками в руках. Выбирая рулет в корзине, Хэм прижимается ближе к Эджертону, скользнув грудью по его запястью. Тот легонько обнимает ее, погладив по изгибу бедра, прижимается ртом к уху подруги. Хэммон розовеет, закрывает глаза и поворачивается так, чтобы губы Эджа касались ее шеи. Я тоже краснею, увидев столь интимную сцену.

Заметив меня, они отодвигаются друг от друга. Набираю полную тарелку и следую за ними к столу, усаживаясь напротив Гилада, а потом начинаю есть, тихонько позвякивая ножом и вилкой. Жую и вдруг понимаю, что все взгляды устремлены на меня.

– Что? – проглотив, спрашиваю я.

– В чем это ты? – интересуется Гилад.

Оглядываю себя: грудь провокационно распирает бежевую замшу и шелк.

– В форме.

– В чьей форме? – вздергивает брови Гилад. – Как-то не похоже на китель Мечей.

С улыбкой продолжаю завтракать.

– Не переживай, Гилад. Подай заявку, и тебе тоже выдадут.

– Я такое не надену, – рычит он.

– Для такого наряда у тебя грудь не отросла, – поддразнивает его Хоторн.

Прекрасные глаза цвета штормового неба задерживаются на мне. Молча продолжаем завтракать. Наконец, я откладываю вилку. Хоторн задирает вверх подбородок.

– Готова? – он кивает в сторону журналистов, собравшихся снаружи.

Через арку столовой открывается вид за окном.

– Через пару минут узнаем, – отзываюсь я. – Прошу меня извинить.

Я встаю, и Хоторн поднимается следом. Убираю тарелку на поддон для грязной посуды возле буфета и иду к Кларе. Та стоит возле стеклянной двери террасы. Клара не произносит ни слова. Мы глазеем, как толпа репортеров на своих платформах соперничает за место у перил. Заметив меня, дроны активизируются, подлетая ближе.

Экран в гостиной настроен на канал, транслирующий нашу пресс-конференцию.

Второрожденная Дездемона Алмаз комментирует мое появление в пентхаусе Древа:

– Меч Розель, прежде известная как Сен-Сисмод, только что показалась в роскошных апартаментах Клифтона Сэлоуэя, перворожденного Удела Мечей и наследника концерна боеприпасов Сэлоуэй. Увидеть самого Клифтона нам только предстоит, однако мы уже знаем, что среди красоток всех Уделов он снискал репутацию плейбоя.

Дездемона упоенно и капельку завистливо описывает мой роскошный наряд. Я с прищуром смотрю на экран. В ее устах все звучит так гнусно, словно я перворожденная Звезда-актрисулька, которую застукали на горячем в логове тайного любовника.

Дездемона поворачивается к своей соведущей, второрожденной Сьюки Алмаз.

– И где же провела Розель последние четыре дня после злополучной поездки по улицам Горна?

– Наверняка мне неизвестно, – легкомысленно отвечает Сьюки, – но весьма любопытно, что обнаружили ее именно здесь, в любовном гнездышке Клифтона Сэлоуэя. – Сьюки придвигается ближе к Дездемоне, складывая руки на коленях. Ее длинные волосы ниспадают до лодыжек сияющим водопадом. – Может быть, стоит поинтересоваться у его бывшей подруги, перворожденной Целесты Бастиль?

Меня охватывает ужас. Понятия не имею, кто это такая, но надеюсь, что они этого не сделают.

Ко мне подходит Хэммон, однако все ее внимание, как и мое, сосредоточено на экране.

– Ты попала в «Алмазный вестник»! – восхищенно выдыхает она.

Дездемона продолжает щебетать о Клифтоне Сэлоуэе и череде разбитых им сердец. Великолепные волосы Дездемоны переливаются семью оттенками синего. Самая темная прядь идет по макушке, образуя узор в виде граней алмаза. На длинных ресницах и скулах мерцают бриллиантовые блестки. Голубые губы украшает прозрачный алмаз – как и длинные ногти того же цвета.

– Какой восхитительный поворот, – едва не сияя от гордости, шепчет мне на ухо Эммит, когда Сьюки и Дездемона снова принимаются обсуждать мой наряд.

Они отмечают его изысканную посадку и предполагают, что дизайнеры используют военный стиль в весенних коллекциях.

– Обрати это себе на пользу. Клифтон Сэлоуэй – просто мечта, и он хочет с тобой познакомиться.

– Он здесь? – спрашиваю я.

Опустив руки мне на плечи, Эммит разворачивает меня к бару. Там в углу стоит перворожденный офицер, держа в руках бокал, где на три пальца налита какая-то синяя жидкость. Опершись на стойку, он наблюдает за мной. Странно, раньше я его не заметила. Красота Хоторна брутальна, Клифтон же выглядит как кинозвезда. На нем черная форма экзо, почти как у Габриэля, это Меч высшего ранга, выше только адмирал.

Звание экзо присваивается не только перворожденным за отличную подготовку, но и некоторым из аристократов, которые мало что смыслят в военном мастерстве. Не знаю, к какому типу относится Клифтон.

Приняв брошенный на него взгляд за приглашение, Клифтон выходит из угла и перемещается ближе. Остановившись в футе от меня, берет мою левую руку, подносит к губам и целует в родинку. У него на переносице отражается отсвет серебряной метки. Мое сердце колотится так, что шумит в ушах.

– Розель, – рокочет он, – какая честь с вами познакомиться.

На экране позади него ведущие «Алмазного вестника» приходят в неистовство и начинают щебетать о «первобытной химии» между нами.

Клифтон негромко смеется.

– Нас вычислили, Розель, – поддразнивает меня он.

У меня вырывается нервный смешок.

– Ненавижу, когда подобное случается, патрон. Это портит все веселье.

– Нельзя портить веселье таким милашкам, как ты. Называй меня Клифтон, я настаиваю.