* * *

— Ну что, довольна? — осведомилась я у Жанки, когда секретарши и след простыл.

— А чего она? Ты бы слышала, чего она мне сказала!

— Слышала-слышала, — прошипела я. — Радуйся еще, что она милицию не вызвала!

Уже в машине Жанка начала страдать. Проклинать себя за горячность и предпринимать активные попытки порыдать на моем дружеском плече. От ее нытья у меня даже зуб разболелся.

— Ну вот, — сипела она, как удавленница, — теперь я уже ничем не могу ему помочь! Ничем!

Я еще ее утешала, как будто мне больше заняться нечем было:

— Почему же ничем? Найми ему хорошего адвоката, и он, как теперь принято выражаться, развалит дело в суде. Насколько я понимаю, у них нет прямых доказательств, что твой маринист убил Пахомиху. Опять же алиби ты ему обеспечила.

— Да-а… — белугой ревела Жанка. — Ты хочешь, чтобы он в СИЗО до суда мариновался?

Мне пришло на ум, что маринованный маринист звучит как каламбур, но озвучивать эту мысль я не стала. Во избежание очередного истерического припадка с Жанкиной стороны.

— …Они же его там затравят, — убивалась меж тем Жанка, — заставят подписать признательные показания… Еще, не дай бог, туберкулез заработает, а у него и так здоровье слабое…

— Тогда все, что тебе остается, это снабжать его свежими фруктами, — констатировала я. — На фрукты же, как известно, деньги нужны, а если ты будешь целыми днями изводиться, Краснопольский попрет тебя с работы.

Жанка затихла, ну разве что всхлипывала время от времени. А потом попросилась:

— Можно я у тебя переночую?

Я скрепя сердце согласилась, при том что именно сегодня мне меньше всего хотелось выступать в роли утешительницы скорбящих. Да еще скорбящих так шумно, как это любит делать Жанка.

Разумеется, вечер она мне испортила. Рыдать не рыдала, но зудела непрерывно. Все по маринисту тосковала. Послушать ее, так он просто гений чистой красоты, а не мазила средней руки. Леонардо да Винчи, никак не меньше. Поведала, сколько раз он пытался писать ее с натуры, но так и не намалевал ничего путного.

Мне все это до смерти надоело, и я предложила Жанке выпить коньяку. Она не возражала. Прихлопнула рюмашечку под лимончик и другую запросила. После второй перестала хлюпать носом и неожиданно настроилась на философский лад.

— Нет, ну что за жизнь такая собачья, — рассуждала Жанка, обсасывая лимонную корку. — Ну вся заграница твердит в одно горло, что русские бабы самые лучшие, а вот на исторической родине они почему-то спросом не пользуются. Вот почему так, объясни?

— Спроси у Яндекса, — традиционно отослала я Жанку. Я и в самом деле не знала, что ей сказать. И вообще, разве у риторических вопросов бывают ответы? А Жанкин как раз из их числа. Из той же серии, что и «Есть ли жизнь на Марсе?» или «В чем смысл жизни?», к примеру. Некоторые, впрочем, рискуют отвечать и на такие, без всякого зазрения пуская в ход провонявшие нафталином формулировки. Терпеть не могу эту породу с универсальным шаблоном за пазухой, ну просто на дух не выношу!

После третьей рюмашки Жанку сморил здоровый сон, и я постелила ей на диване. Сама же удовольствовалась крайне неудобным раскладным креслом. Честно говоря, я бы с удовольствием уступила его Жанке, но вряд ли она в нем поместилась бы с ее-то габаритами.

Утро выдалось туманным и седым. Не в прямом смысле, конечно, а в фигуральном. Сильно пострадавший при столкновении с «Мерседесом» передний бампер моей «десятки» от мороза весь пошел трещинами и грозил отвалиться к чертям собачьим при первом же удобном случае. Я не придумала ничего лучше, чем прикрутить его проволокой.

Пока я возилась с машиной, Жанка топталась рядом, громко зевала и жаловалась на изжогу. Коньяк мой ей, видите ли, не впрок, а как эклеры центнерами трескать — так хоть бы что! Мне же было тошно от того, что я до сих пор не нашла денег на ремонт «Мерседеса». Этот «новый русский», убей бог, не помню, как там его, может свалиться на мою голову в любой момент, а что я ему скажу?

С работы позвоню в банк Дроздовскому, дала я себе честное благородное слово, в десять он всегда на месте. И что бы вы думали, опять не выполнила обещанного! Не до того было. Ибо меня в очередной раз подхватил стремительный и мутный водоворот событий. И подхватил буквально на ступеньках Дома радио. Дежурный на проходной известил меня об этом самым обычным, ничего такого не предвещающим тоном:

— Вам тут конверт передали.

Как водится, я поблагодарила и сунула послание в карман пальто. А чего удивительного, обычная практика, неутомимые деятели типа небезызвестного вам Мелкого Пакостника то и дело присылают на телевидение цидули с завиральными идеями.

Уже в лифте я надорвала конверт, чем несказанно напугала Жанку.

— Ты что? — задергалась она. — А вдруг сибирская язва?

Ага, вот только сибирской язвы мне еще не присылали!

А в конверте оказалась фотография. Обычная, сделанная пластмассовой мыльницей, ну, из тех, на которых глаза получаются красными, как у кролика. Наверное, мои такими же стали, если Жанка со словами «Что там у тебя?» навалилась на меня всей своей массой. Фотография выскользнула из моих рук, плавно, как при замедленной съемке, спланировала на затоптанный линолеум.

Лифт успел остановиться на четвертом этаже, немного подождать и снова пойти вниз, в то время как мы с Жанкой, раззявив рты, тупо пялились на снимок из конверта, на котором Пахомиха в красном бикини и черных чулках нежилась в объятиях лысоватого типа с наглой физиономией, широко известного в народе в качестве вице-мэра нашего гнусненького городишки.

Я уже битый час разглядывала фотографию из конверта, в том числе и с помощью лупы, а за моей спиной озабоченно пыхтела Жанка. А также предлагала немедленно позвонить Кошмарову, чтобы собственноручно передать ему вещдок, перекладывающий ответственность за убийство Пахомихи с хилых плеч Порфирия на крепкие и спортивные — вице-мэра.

Кстати о плечах. В голом виде у Вице комплекция и впрямь была хоть куда. Прямо как у Сильвестра Сталлоне. Что касается Пахомихи, то она в одном лишь неглиже показалась мне довольно жилистой, но ведь на вкус и цвет товарищей нет. Вице же, судя по блаженству, разлитому по его скабрезной роже, находил покойную Шамаханскую царицу очень даже привлекательной. Вон как он ее облапал, а с подбородка чуть ли не слюна от вожделения капает.

Теперь чуть подробнее о ракурсе. Передний план на обычной фотографии формата восемь на тринадцать занимала уже известная вам парочка. Шаловник Вице восседал в глубоком зеленом кресле, а Пахомиха в упомянутом выше красном бикини и черных чулках бочком пристроилась у него на коленях, но лицо обернула анфас. И в этом лице было нечто, смутившее меня с самого начала, но я не сразу разобралась, почему. Впрочем, об этом позже, пока же поговорим о заднем плане, представлявшем из себя кусок попавшего в кадр ковра с непривычным геометрическим рисунком: ромбики, кружочки и треугольники, а также странные фигурки с завитушками, похожие на морских коньков.