— А ты настойчивая, Элайза… — он и вправду усмехнулся. — Но очень плохо знаешь мужчин… Я ведь сейчас что угодно готов тебе сказать, только бы ты мне отсосала… Хочешь, я напою тебе серенады? Расскажу, как сильно я тебя люблю?

Обидные и явно несерьезные слова прострелили меня насквозь точно молнией, шандарахнули так, что пришлось глаза закрыть — иначе бы он увидел в них все, что в этот момент происходило в моей душе. Вот только это не помогло — потому что вся моя душа лежала сейчас перед ним как на ладони.

— Глупая… — пробормотал он, снова подтягивая меня к себе. — Зачем тебе какие-то признания? У тебя вся жизнь впереди…

Со стариком, горько подумала я. И тут же пожалела об этом — теперь это действительно выглядело так, будто я присмотрела себе «аристократа помоложе».

Габриэль прислушался к моим мыслям, потом сощурил глаза.

«Хотелось бы думать, что ты не настолько предприимчива».

«Хотелось бы? Почему? Какая тебе разница, насколько я предприимчива, если я ты ко мне равнодушен…» — теперь уже я выгибала бровь. А со стороны мы снова выглядели молчаливыми игроками в «гляделки».

Он недовольно нахмурился.

«Твоя настойчивость переходит все границы, Элайза. Предлагаю тебе не лезть, куда не зовут. От всей души предлагаю».

«Предлагай сколько угодно. А я предложу тебе сделку».

Молчание за столом приобрело изумленный оттенок.

«Сделку?»

«Именно. Сделку», — все так же, без слов, я приподнялась и, наплевав на приличия, залезла к нему на колени. Рука на моем бедре дернулась, судорожно сжалась, сминая под юбкой плоть.

«Говори».

«Если хоть чуть-чуть приоткроешься, и то, что я увижу, мне понравится…»

Он не дышал, лишь глаза потемнели, предвещая бурю.

«Мне станет немного наплевать… на девственность».

До университета мы добрались лишь поздним вечером — два раза по дороге заезжая в лесок, останавливаясь и набрасываясь друг на друга — пусть больше с жадной злостью, чем с нежностью.

О нет, после нашего последнего разговора лениво ласкаться уже не хотелось!

Он ведь так ничего и не сказал мне, с каждой секундой все виртуознее и полнее овладевая искусством сокрытия чувств. А я решила, что лучше сдохну от последствий заклятья, чем сдамся — пока не пойму, как именно он ко мне относится.

Пусть ребячество, пусть я веду себя как дурочка, начитавшаяся любовных романов, но… отдаться мужчине до свадьбы, да еще и равнодушному, желающему избавиться от меня любым доступным способом, я не хотела от слова совсем.

Других вариантов было не много, и пришлось снова сделать господину ректору… это.

Не «это», а минет, поправила я себя, пока облизывала губы и заправляла его успокоившееся достоинство обратно в штаны.

— Твоя очередь… — отдышавшись, приказал Габриэль, дергая меня за бедра и заставляя проехаться по сиденью вперед, упав на спину.

— Нет-нет-нет, вовсе не обязательно… — замахала я руками, поняв, что он готов отплатить мне той же услугой. Одно дело в бессознательном состоянии позволять ему вылизывать мне интимные места, а другое — вот так, в трезвом виде, наяву… да еще и в машине…

— Спать хочешь сегодня ночью? — не слушая, он раздвинул мои ноги и ими же легко прижал руки к сиденью. — Или желаешь как следует помучаться, а потом прибежать ко мне?

Ответить тоже не получилось — разве что считать ответом громкий вскрик и волну мучительно-сладкой дрожи, пронзившей все мое тело, как только он дотронулся до меня там… даже не языком, нет. Большим пальцем правой руки, просунув его под белье и проведя сверху-вниз вдоль ноющих, сочащихся влагой складочек.

— Надо же, какая быстрая… — ухмыльнулся он, явно довольный собой. Потом наклонился, навис надо мной на руках и неожиданно ласково поцеловал — будто успокаивал, пока я всхлипывала и хватала его за плечи…

* * *

У самого подъезда к общежитию мы придумали легенду — для тех немногих, кто мог встретиться мне сейчас в коридорах. Мол, ездила одна в город да напоролась, на свое несчастье, на господина ректора. Тот сделал мне строгий выговор и отвез обратно — всем ведь известно, что в отличие от парней, девушкам не позволено покидать Академию без специального разрешения от родителей.

— Могу забрать тебя к себе… — пробормотал Габриэль, уже рядом с моей комнатой, где мы жались друг к другу, не в состоянии расстаться. — Необязательно домой — у меня есть спальня за кабинетом.

Я помотала головой, хоть и чувствовала горечь от одной только мысли, что должна буду спать одна. Неужели всего несколько дней назад я ненавидела этого человека!

— Мое предложение все еще в силе… — прошептала, дотягиваясь до мочки его уха и чуть прикусывая ее. Давая понять, что пойду с ним, сразу же — как только получу то, что хотела.

Он глухо зарычал, сжимая мое запястье…

И вдруг показал мне то, что так ясно рисовалось у него перед внутренним взором — те же мы, у той же самой стены, только совершенно и бескомпромиссно голые! Он — голый! Не по пояс, не в спальных шароварах, как сегодня утром, а полностью, целиком голый, хоть и спиной ко мне — красивые, рельефные мускулы перекатываются под загорелой кожей… откуда у него вообще загар, черт бы его побрал?!.. Подтянутая задница, сильные ноги, чуть расставленные в стороны… и за ними мои — обвиваются вокруг его бедер, как змеи — то одна, то другая… Он же неистово целует меня… и двигается, толкается в меня… о, боже… он…

Я слабо ахнула от такой подлости, чувствуя, как внизу живота снова наливается горячим…

И он тут же сделал это, повторил свои действия из воображаемой картинки — заткнул мне рот поцелуем, приподнял за ягодицы и начал тяжело и ритмично вбиваться в меня оттопыренной ширинкой, трахать сквозь слои одежды, размазывать меня по стене рядом с дверью… Силой раскрыл мне губы и терзал их, будто наказывал за упрямство, проникал в меня глубоко и яростно — явно желая, чтобы до самого утра я чувствовала его вкус и запах — и мучилась, не в состоянии заснуть…

И вдруг оставил меня. Вот так просто, взял и оставил. Как только задал нужный ритм — тот самый, от которого внутри все напрягается, и удовольствие подкатывает, готовое подмять под себя и окатить сверху-донизу сладкой, горячей волной — поставил меня на пол, потрепал по щеке… и ушел. Даже спокойной ночи не пожелал.

Хотя, какая уж тут спокойная ночь!

С трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в него книгой, которую он тоже, будто в насмешку, мне оставил, я рванула на себя дверь комнаты, влетела внутрь и с треском захлопнула ее за своей спиной.

Сволочь надменная! Сам ведь будет страдать всю ночь! И никакая мастурбация не поможет — не кончит он без меня!

Внутри все горело и хотелось что-нибудь разбить.