Это первое «что-то» еще не определено как материальное явление объективной действительности, а второе «что-то» не называется значением первого.

В семиотическом словаре Томаса Мальдонадо при определении «знака» (das Zeichen) дело не обошлось также без неопределенных местоимений:

«№ 13. Знак всегда является знаком чего-либо и для чего-либо, что не является в данный момент стимулом. Он определяет поведение интерпретатора по отношению к этому „нечто“»

(Maldonado, 1961, § 13. Разрядка наша. – А.Б.).

Нельзя сказать, что это определение отличается полной ясностью, но в нем уже есть интерпретатор знака, т.е. тот, кто определенный факт объективной действительности понимает как знак. «Интерпретатор» объясняется как «организм, для которого что-то есть знак». Таким образом, у Т. Мальдонадо уже есть намек на знаковую ситуацию, но она не определяется в отношении языка как компонент коммуникативной ситуации.

В статье «Знак» «Философской энциклопедии» после общего определения:

«материальный чувственно воспринимаемый предмет (явление, событие, действие), выступающий в познании и общении людей в качестве представителя некоторого предмета или предметов, свойства или отношения предметов и используемый для приобретения, хранения, преобразования и передачи сообщений или компонентов сообщений какого-либо рода»

(Философская…, 1960 – 1970, т. 2, 177)

– уже прямо сказано о «ситуациях», называемых «знаковыми». Здесь нет только указаний на связь знаковой ситуации с коммуникативной и упоминания о видах (= фазах) существования знаков. Кроме того, здесь не акцентировано различие между неязыковыми и языковыми знаками, между одиночным (= изолированным) знаком и знаковым текстом. Однако это нельзя назвать недостатком энциклопедической статьи, так как в ней речь идет о «знаках вообще», а не о собственно языковых знаках.

В словаре Жоржа Мунена (см.: Dictionnaire…, 1974, 299, 300) различаются «знак в наиболее общем смысле» и «языковой знак»[5]. Определение «знака вообще» только подразумевает существование знаковой ситуации и интерпретаторов знака, а определение «языкового знака» содержит прямую ссылку на соссюрианское понимание знака:

«…в самом общем смысле всякий предмет, форма или явление, представляющий другую вещь, а не себя самого. Этот смысл слишком общий и требует дальнейших уточнений, чаще всего тех, которые были даны Пирсом: знак-образ, знак-признак, знак-символ (symbol) имеет здесь не такой смысл, как французское слово symbole. Языковой знак – это одна из разновидностей „символа“. Определение у де Соссюра – сочетание некоего концепта, называемого „обозначаемым“ (le signifiè), и акустического образа, называемого „обозначающим“ (le signifiant), – является наиболее признанным. Оба компонента тесно связаны, каждый из них существует только благодаря другому…»

(Dictionnaire…, 1974).

Попутно отметим, что в этом словаре отсутствуют статьи «système» и «système des signes». Ясно, что «наиболее признанное» определение («la plus généralement acceptée») оказывается половинчатым, т.е. игнорирующим физическую (= материальную) сторону «знака» в знаковой ситуации. «Акустический образ» может быть только результатом существования «акустического явления» (= факта) с физической основой, или субстратом. Реальное-физическое и идеальное-психическое, являясь двумя сторонами знаковой ситуации, определяют возможность использования «чего-то» в качестве обозначения других «чего-то» и «кого-то».

С утверждением «язык = знаковая (= семиотическая) система» можно согласиться только с необходимыми оговорками. Наиболее существенная из них та, что язык – это система особого рода и знаки, ее составляющие, также особого рода. В обоих случаях эти «особые роды» требуют общепонятного определения. Необходимо определить, что такое «знак вообще», что такое «система вообще» и чем от них отличаются «система языка» (соответственно – системы, составляющие максимальную языковую систему) и «знаки языка» (соответственно – знаки разных систем, составляющих эту «анизоморфную» и «анизотропную» систему систем, называемую человеческим языком).

Если говорить о «знаках вообще», то «знак» как универсальный термин, т.е. во всех областях знаний, сближается со словом «сигнал», образуя с ним синонимическую пару. Между прочим, лат. signum, фр. le signe, исп. el signo, итал. il segno в португальском соответствует o sinal, т.е. прямой аналог нашего «сигнал». С точки зрения физика,

«сигнал – любая цепь причинносвязанных событий, происходящих на разных телах»

(«Философская…», 1960 – 1970, т. 5, 188).

Такое определение «знака-сигнала», конечно, только со множеством оговорок можно приспособить к знаку любого человеческого языка или языковому знаку. Здесь пришлось бы сказать, что «тело № 1» – это факт (= явление) объективной действительности, а «тело № 2» – это интерпретатор данного факта, т.е. тот, для кого данный факт ассоциируется с понятием (или представлением, образом) другого факта объективной действительности (= является знаком этого другого факта). Кроме того, надо было бы подчеркнуть, что «цепь причинной связи событий» (соответственно фактов) существует в уме (= памяти, психике) интерпретатора, а не во внешней – физической – действительности. Цитированное определение сигнала более всего подходит к знакам-симптомам, т.е. к неадресованным знакам (см.: Milewski, 1965, 20), а среди языковых знаков таких не может быть. Важным для лингвосемиотики в цитированном физическом определении сигнала (= знака) является то, что в нем акцентируется материальность сигнала как явления с физическим субстратом.

Билатералисты, следуя идее Ф. де Соссюра, упрекали унилатералистов в отрыве знака (физической субстанции = формы знака) от его значения.

Дискуссия тех и других не была бы бесплодной, если бы можно было обратить их внимание на непременное включение «знаков» в знаковую и коммуникативную ситуации (см. об этом далее). Надо сказать, что в лингвистической семиотике уже очень мало осталось от общей семиотики Чарлза Сандерса Пирса, хотя, конечно, он был зачинателем этой области исследований как математик и философ.

Кажется странным, что проф. Тадеуш Милевский в своем «Языкознании» нигде не упоминает ни об общей семиотике, ни о лингвосемиотике, хотя его учебник в основе своей является именно семиотическим, потому что язык трактуется у него как система знаков (см.: Milewski, 1965, 5 – 26). Вероятно, семиотика для него была равнозначна теории информации и теории коммуникации. Семиотический подход к языку обнаруживается и в том, что фонологическая (= диакритическая) и синтаксическая эндосистемы противополагаются семантической, заключающей в себе как парасистемы и морфологическую и лексическую системы. Следует сказать, что автор этого «Языкознания» – один из наиболее «энциклопедических» языковедов XX века, не только усвоивших, но и переработавших идеи Ф. де Соссюра.

В нашем определении «знак» (signum, sēmeion) – это факт[6] объективной действительности с непременным физическим субстратом, который в знаковой (семиотической) и коммуникативной ситуациях для его интерпретаторов соотносится (1) с другими подобными ему фактами в (2) тексте и в (3) системе и с другими непохожими на него фактами (4) объективной действительности.

В знаковой и коммуникативной ситуациях «знак» существует в четырех фазах – в двух физических, или объективных, и в