Послушайте, Бланшар. Давайте рассуждать логически, – япытаюсь взять себя в руки. – Если предположить, что я…

Произносить вслух слово «убийца» мне не хочется, и янесколько секунд толкусь на многоточии.

– …если предположить, что я был заинтересован в смертиМари-Кристин… Тогда какого черта я засветился вечером? Да еще с помпой проехалмимо возможных свидетелей?

– Вы не могли знать, что мадам подбросит к местувстречи кто-то из своих.

– Но я мог это допустить.

Бланшар начинает недовольно пыхтеть: отлично, нужнозакреплять успех.

– Второе. Уж поверьте, для убийства я выбрал бы другоеместо. И уж никак не магазин, в котором ее нашли. Я ведь знал, что работы поотделке ведутся срочными темпами, я сам их курирую. И о том, что рабочий деньна объекте начинается в девять, мне тоже хорошо известно. Очевидная глупость –оставлять тело там, где оно может быть обнаружено скорее всего. Разве я неправ?

– Допустим…

– И наконец. Почему я не приехал в гостиницу с утра? Ядолжен был быть там. Я просто обязан был гарцевать в холле и мозолить всемглаза. Я должен был поднять тревогу.

– Это не может служить алиби.

– Но это по меньшей мере логично. Вы не согласны?

– Почему вы не приехали в отель?

– Я не смог приехать. Иногда я не приходил на встречи –и это не было для Мари-Кристин новостью.

– Вот как? И как она к этому относилась?

– Скажем, с пониманием.

– Вас удалось найти только во второй половине дня.

Внезапно заработал телефон? – Бланшар все еще пытаетсяподловить меня.

– Почему же внезапно? Я просто вспомнил, что онотключен, и поставил его на подзарядку. Звонок раздался почти сразу.

– Кто сообщил вам о смерти мадам?

– Топ-менеджер бутика на Невском проспекте. Там женаходится головной офис «Сават и Мустаки».

– И вы…

– Я сразу же поехал на Невский. Там уже торчалонесколько человек из следственных органов…

– Очевидцы утверждают, что вы выглядели достаточноспокойным, мсье Кутарба. Во всяком случае, были гораздо менее взволнованны, чемсейчас.

– Вы говорите так, как будто присутствовали при этом.Черт… Я просто не поверил. Просто не поверил… Вы отвечаете на самый простойзвонок. Самый простой, каких десятки. И вам сообщают о смерти близкогочеловека. Я просто не поверил – вот и все. Я не верил в это до самого конца. Дотого, как увидел Мари-Кристин в морге.

– Значит, не поверили?

Интересно, что ты еще затеваешь, Бланшар? По твоейлоснящейся физиономии видно – затеваешь. Невооруженным глазом видно.

– Не поверил.

– Странно.

– Что именно?

– Что до сих пор к этому не привыкли. Кажется, это непервая смерть в «Сават и Мустаки». Не первая насильственная смерть, я имею ввиду. За год до этого фирма лишилась еще одного своего совладельца. Освежитьвам память?

– Не стоит.

Вот оно. Вот оно и всплыло. С другой стороны, не могло невсплыть. Просто не могло. Ведь ты приволокся в Россию еще и поэтому, Бланшар.Потому что оба убийства – и старое, у винных складов неподалеку от Берси, иновое, на Большой Монетной, – чем-то неуловимо похожи друг на друга.Сходный своей витиеватой бессмысленностью почерк, о котором даже думать нехочется.

– …А я все-таки рискну, мсье Кутарба. Чуть больше годаназад, в декабре, на винном складе в районе улицы Корбье, было найдено телоАзиза Мустаки, уроженца Алжира, 56 лет, – монотонный треп Бланшараубаюкивает меня. – Отвратительное, доложу я вам зрелище…

– Вы при нем присутствовали?

– Я изучал материалы этого дела. Уже после того, какпришло сообщение о смерти мадам Сават. Было найдено именно тело.Обезглавленное. Голова нашлась позже, на том же складе. Она плавала в ведре свином…

– «Puligny Montrachet»… – я не узнаю собственногоголоса.

– Не понял?

– «Puligny Montrachet» – его любимое вино. Азиза. В немголова и плавала. – Вот черт, ну кто тянет меня за язык? – Меня иМари-Кристин тоже знакомили с материалами дела. Год назад.

– И вы знали, что это его любимое вино?

– Об этом знали все. Кто так или иначе сталкивался сАзизом. Он не делал из этого тайны. Как не делал тайны из своих сексуальныхпредпочтений.

– Намекаете, что он был голубым? – на лицеБланшара появляется брезгливая улыбка.

– Почему же намекаю? Азиз Мустаки до самого последнегодня оставался конченым педрилой. Ни одной задницы не пропускал…

– И вашей тоже?

– …ни одной задницы не пропускал – из тех, что в еговкусе. Нордический тип, вот что ему нравилось.

– А вы, стало быть, не нордический.

– Если говорить о типе, то я, скорее, латинскийлюбовник…

«Мудак ты, а не любовник», – именно эти слова готовысейчас слететь с губ Бланшара и камнем упасть мне на темя. И стараться нестоит, недомерок – тем более что как любовник я и правда оставляю желатьлучшего. Что же ты сделала со мной,. Анук, моя девочка?..

– Да вы не расстраивайтесь, Бланшар. Это самыйбанальный тип, который только можно представить…

– Да я и не расстраиваюсь, мсье Кутарба, – накраденых челюстях малыша Дидье обиженно вспухают желваки. – Тем более чтоубийство Азиза Мустаки банальным не назовешь…

– В гомосексуальной среде нередки такого рода выясненияотношений…

– Такого рода? Чтобы голова в ведре плавала?

– Я не это имел в виду, господи ты боже мой…

– Тогда выражайтесь яснее.

– Это очень специфическая сфера, и отношения в нейпорой носят достаточно истеричный характер…

– Только не надо читать мне лекции по половымизвращениям, – вспыхивает Бланшар. – Оставим это психиатрам…

– Я хотел сказать, что любовники иногда убивают другдруга.

– Не смешите меня, – и тени улыбки непросматривается, Бланшар удручающе серьезен. – Любовники убивают другдруга даже чаще, чем вы думаете, но не таким варварским способом.

– Способы бывают разными…

– Вы практиковали?

Парижская гнида, положительно, не хочет уняться. Ну ладно.

– Азиз был гнусным типом. Откровенно растлевал молоднякпод предлогом устройства карьеры. Очень многие хотят добиться вершин вмодельном бизнесе, вот он и пользовался… Менял мальчиков с завиднойрегулярностью, чуть ли не каждый месяц пополнял свой гарем. Об оргиях, которыеон устраивал, ходили самые чудовищные слухи. Не думаю, чтобы кто-нибудь пожалело его смерти…