– Часть вины лежит на мне, господа. Это я заставил его вчера опохмелиться. Помните, предложил ему рассолу испить и рюмку опрокинуть?

– Будет вам, Роман Иваныч! – отмахнулся Вайнгарт. – Свинья грязи найдет, отличная русская поговорка… Подпоручик мог бы вчера и воздержаться, так нет, нализался до того, что под стол свалился!.. Когда я жил за границей, то был у меня сосед, Фрицем его звали. Так Фриц этот тоже знатно пил и, в отличие от Иванова, был всегда весел и за словом в карман не лез. Только начну отчитывать его, а он в ответ: «Пью не ради пьянства, Херр Вайнгарт, а чтоб не отвыкнуть», или: «Шнапс не помогает мне найти ответ, это так, но он позволяет забыть о вопросе».

–Экой философ! – покачал головой хозяин имения. – Экой, понимаешь, рассудительный выпивоха!

– О, да. Я, говорит, был бы другим, но как трезво взгляну на мир, то так и тянет вдрызг напиться!

– Пусть Иванов себе валяется, – ухмыльнулся Зацепин. – Не то опять станет из себя начальника корчить, всем мешать, под ногами путаться. Философствовать и сыпать прибаутками, как тот Фриц, не будет. Ведь это ж грымза!

– Дворянин, старший заседатель, а ведет себя совершенно неподобающим образом, – покачала головой Вельяминова.

За окнами столовой темнело. В Нижней Абловке время от времени протяжно мычала корова, доносилось монотонное пение сверчков. Хитрово-Квашнин подал знак Зацепину и, отведя его в сторону, вкратце рассказал о поездке по округе, о состоявшихся опросах местных помещиков.

– Ну, а что говорят крепостные? – спросил он, разжигая трубку. – Какие соображения, Ардалион Гаврилыч?

– Показания дворовых и крестьян, вроде бы, не расходятся с теми, что дали вам их хозяева. Но вот что я хочу сказать, Евстигней Харитоныч. – Поручик метнул быстрый и отнюдь не добрый взгляд на хозяина имения. – Что б мне сдохнуть, убийца – этот вот лощеный англоман! Вспомните отметины от трости, окурки, карманный нож…

– Ну, а если не он? Что если Роман Иваныч чист и непорочен?

– В таком случае, главный подозреваемый – местный сорвиголова, этот чертов сынок Болотова!

– Как ты додумался до всего?

– Да что тут думать? – зашипел Зацепин, доставая свою старую вишневую трубку. – Первый мог убить из ревности, такую красавицу как Анфия Саввишна, нельзя не ревновать. Это понимать надо!.. Другой задумал прикончить француза просто потому, что терпеть его не мог. Знаете, что случилось здесь месяц назад?.. Сирро пришло в голову добродушно поддеть отпрыска Болотова за его корявый французский, а тот выхватил плетку из-за голенища и едва не отхлестал его! Благо Карицкий вмешался, успел отвести руку.

– Кто тебе об этом сказал?

– Дворовый человек Карицких, вот кто!

– Хм-м, будем иметь этот случай в виду. Молодчик и впрямь крут сверх всякой меры. Сколько энергии, какая несдержанность!.. Ладно, давай-ка подведем кое-какие итоги… Ты только не горячись, Ардалион Гаврилыч!Вот так сразуи обвинения! Тут необходимо подумать, обмозговать все, а потом уж и судить.

Заседатель мотнул головой и, раскурив трубку, стал недовольно пускать густые клубы дыма.

– Итак, Вельяминовы, – сказал Хитрово-Квашнин, потирая подбородок. – Мог ли Роман Иваныч убить Сирро? Мог. Причины у него были – ревность, главная из них. Красавица-жена открыто симпатизирует французу, играет с ним в спектаклях, целует его в губы. Тут кровь закипит и у менее любящего человека… А Анфия Саввишна? Имела ли она мотивы совершить преступление? Безусловно. Вдруг у нее с Сирро был настоящий роман, а не взаимная симпатия?.. Допустим, он ее предал, завел шашни с другой. Некоторые женщины такого не прощают, предательство любимого человека, по их непреложному мнению, должно искупаться кровью…Ты вот мне скажи, при всей своей красоте и утонченности Анфия Саввишна способна на жестокое мщение?

– Черт ее знает!.. Возможно, что и… Но, погодите, Евстигней Харитоныч, дворовые-то показывают, что вчера хозяева встали поздно.

– В том-то и дело, дорогой мой… Теперь обратим наш мысленный взор на Потуловых. Подпоручика, мне кажется, можно смело вычеркивать из списка подозреваемых. У него одна забота – охота, и все, что с нею связано, включая натаскивание щенков. В восемь часов утра он был на другом конце Нижней Абловки, вдали от рощи. Если бы он даже и захотел, то не смог бы поспеть к месту преступления. Подозреваемый из него как из бисквитного теста цементный раствор.

– Что и подтверждают его крепостные крестьяне. Дворовые смеются над тем, как Павел Петрович носится со своими собаками. Дома они у него валяются по всем углам, на постель лазят, тарелки вылизывают. Говорят, барин обнимает их, целует в самые морды!.. Тьфу! Жениться надо дураку, не то совсем свихнется!

– Теперь брат подпоручика и его женушка. Боже, более неподатливой женщины вряд ли где встретишь! Это ж надо такой упертой уродиться!.. Ее муженек, коллежский регистратор, может, и спал в указанное время, но она была на ногах, давая, как сама показала, наставленье служанке. А сначала-то сказала, что нежилась в постели со своим Ванечкой! Филипп Елизарыч ее уличил… Именьице Потуловых недалеко от рощи, но какие у них могут быть мотивы?.. Ревность? Непереносимая обида? Еще что-то?.. Не знаю, для Сирро эта парочка, без сомнений, не представляла никакого интереса, как, впрочем, и он для них. На всякий случай оставим их в подозрении. Мало ли, что может всплыть в ходе расследования… А теперь поговорим о Болотовых, о Матвее Евдокимыче и его миловидной дочке, ходившей в усадьбу Черновых, чтобы брать у Сирро уроки французского и танцев. Отставной капитан – герой войны, порядочный во всех смыслах человек. Не скандалит с соседями, живет тихо, неприметно. Что может вывести из себя такого человека?.. Бесчестье, одно оно! По моему мнению, он мог поднять руку на француза только в том случае, если тот влюбил в себя его симпатичную дочку и овладел ею.

– Вряд ли до этого дошло дело, – ухмыльнулся Зацепин, покачав головой. – Дворовые в раз бы прознали. Этих не проведешь! Знают, отчего мужик ходит в кафтане, а баба в сарафане!

– И я в поведении отца и дочери не заметил ничего такого, что подтверждало бы эту версию… Приглядимся к Сидору Евдокимычу, скандалисту и кляузнику, и его суматошному сынку. Отец показал мне, что чаевничал вчера утром около восьми, а Аблов возьми да скажи: «А не на своем ли вы были поле, край которого упирается в рощу, Сидор Евдокимыч?» Он и вынужден был признаться, что да, был в поле, присматривал за крестьянами на барщине. И в рощу заходил по малой нужде. Мог ли он убить? Наверное. Но вот что я думаю, француза он не