что к нему пожаловало временное отделение нижнего земского суда.

– Cию минуту!

С заданием лакей и впрямь справился быстро. Не успел Соколовский высморкаться в клетчатый ситцевый платок, как он появился снова.

– Барин приглашает господ в театр.

– Где он у него? – спросил Хитрово-Квашнин.

– Следуйте за мной.

Театральные подмостки, сцена и кулисы были устроены в парадной зале, погруженной в полумрак из-за опущенных штор. Карицкий сидел в первом ряду стульев перед освещенной канделябрами сценой, на которой разворачивалось заслуживающее внимание действо: одетый с ног до головы в бумажные латы рыцарь на фоне задника с зубчатой башней вещал загробным голосом облаченному в тунику и плащ молодому человеку:

Я дух бесплотный твоего отца

Я осужден блуждать во мраке ночи,

А днем в огне томиться гладом, жаждой,

Пока мои земные преступленья

Не выгорят в мученьях.

Хитрово-Квашнин понял, что репетируют «Гамлета». Знаменитую пьесу Шекспира он знал едва ли не с детства. С удовольствием перечитывал, не раз был свидетелем ее сценического воплощения. К тени отца Гамлета, появляющегося в первой, четвертой и пятой сценах первого акта, а также в четвертой сцене третьего акта, у него было всегда особое, трепетное отношение.

…О, слушай, слушай,

И если ты родителя любил –

Отмсти его бесчестное убийство!

Слова были теми же, но игра доморощенного актера оставляла желать много лучшего, он с нею справлялся из рук вон плохо. Это было настолько очевидно, что барин вынул трубку изо рта и громко стукнул кулаком по столу, за которым сидел.

– Довольно!.. Это ни что не похоже! Гаврила, сколько тебе, олуху, твердить, что у тени отца Гамлета хмурый вид и царственная осанка? А ты похож на огородное пугало!.. Голос он, ничего, пробирает, им малых детей и девиц пугать можно, а в остальном вздор, галиматья!.. И ты, Мартын, тоже хорош!.. Зачем тебя призвали на сцену? Мух на потолке разглядывать?.. Лесом идет, а дров не видит! Гамлет взволнован, колеблется, полон эмоций, а ты смотришь прямым чурбаном!.. Давайте сначала, да помните об арапнике!

Хитрово-Квашнин и секретарь ничем не выдавали своего присутствия, продолжая наблюдать за сценой. Тощий и худющий Гаврила, загримированный под старца, выслушав с покорным видом наставление, снова встал в позу, касаясь картонным мечом пола.

…Уж близок час, когда я возвратиться

В мучительный и серный должен пламень…

Не сожалей о мне, но выслушай открытье страшной тайны…

Гамлет в исполнении полноватого белобрысого Мартына пытался общаться с «тенью», но опять же не так, как этого хотелось барину. Тот цокнул языком и снова грохнул кулаком по столу.

– Мартын, чтоб тебя!.. Что ты все скулишь? Гамлет хоть и нерешителен, сомневается, но нюни ни в одном из актов не распускает. Призрака оно, может, и надо бояться, но не настолько же!..

Хитрово-Квашнин решил, что пора сделать в репетиции паузу. Подойдя к Карицкому, он коротко кивнул головой.

– Евстигней Харитоныч Хитрово-Квашнин. Произвожу расследование убийства в местной роще. Вы должны мне дать ответы на некоторые вопросы.

– А, здравствуйте! – улыбнулся помещик, имевший голубые глаза, тонкие усики и твердый подбородок. – Марк Иваныч, рад видеть вас… Конечно, конечно, присаживайтесь, репетиция подождет. Супруга отошла в детскую, сейчас вернется.

– Никита Казьмич, Сирро вы знали хорошо, это понятно, – сказал расследователь, сев на стул и приставив к спинке трость. Соколовский с писчими принадлежностями пристроился к столу. – Скажите, между вами возникали споры? А, может быть, имели место и ссоры?

– Спорили, не без того, – пожал плечами Карицкий, – но все по теме пьес, в смысле развития театра. Он, конечно, был натурой тонкой, впечатлительной. Однажды так разволновался, когда ставили «Ромео и Джульетту», что пришлось прибегнуть к помощи успокоительных капель. В другой раз покрылся пятнами при постановке комедии Шаховского. А вот ссор с ним никаких не было, в этом я могу вас клятвенно заверить.

– Слуги могут подтвердить? – Расследователь снял фуражку и положил ее на край стола.

– Да ведь их уже опросил заседатель Зацепин.

– Поручик даром время не теряет, шустер!.. Вы знаете, Сирро написал на вас несколько эпиграмм. Вот одна из них:

У Шантропы идет отбор,

Пение крестьянское,

Сам запел, слезу утер,

Ведь песня итальянская!

Отставной капитан, хмыкнув, улыбнулся.

– Знаю, что он прозвал меня Шантропой. А эпиграмма совершенно безобидна. Да, было такое, вот француз и подметил.

– А вот еще одна, и отнюдь не безобидная:

В зале гомон и хлопки,

Кончилась комедия,

За кулисой первый стон,

Началась трагедия

– Что ж, верно подмечено. Ничего не поделать, приходится прибегать к арапнику после спектакля. Учить нерадивых оно, знаете ли, необходимо.

– Мягко говоря, впечатляет… Ну, что ж, теперь ответьте мне, Никита Казьмич, где вы были вчера утром около восьми?

– У себя в кабинете, выслушивал отчет старосты. Едва ли не каждое утро принимаю его, это некий ритуал.

Хитрово-Квашнин достал из кармана трубку и поглядел на секретаря.

– Записал, Марк Иваныч?.. Отлично!.. Значит, «Гамлета» пытаетесь ставить?

– Вот именно, пытаюсь, – тряхнул головой Карицкий. – Давно уж подбирался к великой пьесе, но разве с этими дурнями что-нибудь стоящее сладишь? Дубины стоеросовые, ни дать ни взять!

Он метнул недобрый взгляд на своих актеров, которые в тот же миг опустили глаза долу.

– Из дворовых, поди?

– Один сын конюха, другой – плотника. Опытных-то намедни уступил князю Дулову, деньги срочно потребовались. Вот теперь, как проклятый, бьюсь с этими халдеями! Толку, как видите, чуть, как об стенку горох! Жаль, что Сирро больше нет, он бы помог мне вышколить их… Одна надежда, на арапник, висящий в гримерной, он поможет развить в них актерство! Без этого нельзя, господа, никак нельзя…

Он продолжал говорить, а Хитрово-Квашнин краем глаза заглянул в тетрадь, что лежала перед Карицким. В ней были отображены корявым угловатым почерком весьма любопытные сведения: «Игнашка – из него Бернардо как из свиного уха опахало! Запинается, без конца кряхтит, шмыгает носом – 10 плетей. Павлушка – справляется с ролью Лаэрта, но ленится, нужно поработать с памятью – 5 плетей. Парамошка – черт лысый! Ему не Полония играть, а нужник чистить! Дважды сбился, хохотнул там, где не положено – 15 плетей. Кирюшка – так и не смог придать своему лицу хитринки и коварства Клавдия – 10 плетей. Матюшка – туповат, ленив, но Горацио сыграть сможет – 5 плетей. Клим и Андрюшка – пародия какая-то, но других на роли Розенкранца и Гильденстерна у меня нет – 10 плетей. Анютка – так себе Гертруда, ни рыба ни мясо. Запинается, краснеет, плохо заучивает роль – поставить коленями на