…Лежит бел-горюч камень Алатырь, – в сотый раз повторила она себе под нос, сердито чиркая карандашом.

Завтра в изостудии планировалась тема «Остров Буян», и, чтобы не тратить на занятии время на раздумья, наброски нужно было сделать заранее. Сказки Александра Сергеевича «Наше всё» Пушкина Янку не привлекали по причине полной своей банальности, поэтому пришлось лезть в интернет за чем-то более оригинальным.

– …Лежит бел-горюч камень Алатырь,

На том камне сидит птица Гагана,

У птицы той клюв железный, сердце чёрное, когти медные…

Птица Гагана никак не давалась, поэтому Янка плюнула, оставила пустое пространство и, пощёлкав по ссылкам в поисках вдохновения, переключилась на следующий объект.

– …На том камне спит змея Гарафена,

Охраняет змея Алатырь-камень,

Приходили к камню сорок мудрецов,

Загадывала им змея сорок загадок…

Разместить на одном камне змею и птицу (и сорок мудрецов вокруг!) оказалось Янке не под силу, да и текст не помещался даже прикидочно. Немножко подумав, Янка сместила змею вниз, к подножию Алатыря, аннулировала всех мудрецов, окончательно запорола набросок, смяла лист и локтем спихнула со стола на пол. Достала следующий, тяжело вздохнула и сбежала на кухню проветриться.

– …Лежит бел-горюч камень Алатырь, от того камня свихнулась Янка Смирнина, пока весь этот бред рисовала, – сердито выдохнула она, прислоняясь лбом к окну. По запотевшему от дыхания стеклу с той стороны бежала вода – тот самый «один из трёх дождливых дней» выпал аккурат на пятницу, девятнадцатое ноября.

Под ладонью, стирающей со стекла пар, проявился двор: эволюционировавшая в мутный бассейн песочница, мокрые турники, скамеечки, дорожки… И горбящаяся на качелях, как воробей на жёрдочке, белёсая фигура.

Янка смотрела на качели секунд тридцать, почти не моргая, потом охнула и вылетела в коридор, пытаясь одновременно вбить ноги в сырые кеды, сунуть руки в рукава ветровки и найти в корзинке с маминой косметикой свои ключи.

Она отчаянно боялась, что пока будет возиться, человек – человек ли? – уйдёт. Или исчезнет.

…Нет, не ушёл и даже не слез с качелей. Промокшая кигуруми облепила тело, из-под обвисшего капюшона торчал кончик носа, босая нога размеренно раскачивала качели, упираясь пальцами в лужу.

– Эй! – Янка схватила его за плечо, и пальцы обожгло холодом. – Тот! Ты чего?

Тот откинул голову, так что из-под края капюшона показались глаза, и ответил с заминкой, заторможено:

– Я обещал к тебе не подходить.

– Вообще-то это я к тебе сейчас подошла! Что случилось? Что ты тут делаешь?!

– Сижу.

– Аш-ш! – зашипела Янка от души. – Почему здесь? Почему в таком виде?! Поче… – Она не успела договорить, шагнула следом за качнувшимся назад Тотом и смачно, всей ногой наступила в лужу. Ледяная вода хлынула в кед, мигом заставляя свернуть речь до невыразительных вскриков.

Тот тяжело вздохнул и снова качнулся туда-сюда.

– Надеялся, что ты увидишь.

– Увижу?! Это сколько же ты тут сидишь? – Янка попыталась вспомнить, когда последний раз подходила к окну… и подходила ли вообще с тех пор, как из школы вернулась.

– Часа полтора.

Вода хлюпала в кеде, дождь тоненькой струйкой стекал за ворот, волосы потяжелели и противно облепили лицо. Янка поняла, что не хочет находиться на улице ни секундой дольше.

– Так, идём, – решительно ухватила она Тота за руку и сама удивилась, с какой лёгкостью сдёрнула его с качелей. – И без этих твоих шуток с Ноябрём, понял?! Мёрзнуть-то ты, может, и не мёрзнешь, а вдруг простынешь?

В последнем заявлении хромала логика, но Янку это не волновало. Она затащила слабо упирающегося Тота в подъезд, дождалась лифта, отконвоировала Тота до дверей квартиры и втолкнула внутрь.

– Так. Иди под душ грейся, а я пока какую-нибудь сменку тебе поищу, – деловито сообщила она. – Ну, что застыл? Давай иди!

Тот покосился на неё, наконец-то стаскивая капюшон, но возражать не рискнул. Только когда дверь в ванную закрылась, Янка выдохнула и медленно сползла по стене в коридоре, пытаясь понять, что же натворила. Ведь она успешно захлопнула для себя дверь в Ноябрь, выбросила всё из головы, все страхи, мёртвый город и его тайны, пыталась жить нормально, она так старалась… чтобы самой пригласить в дом Тота?! Тота – который и втянул её в этот кошмар!

Но почему-то казалось, что это не сердце, а рыбка невпопад отстукивает по рёбрам, и в груди томительно жарко, и хочется сидеть на полу и слушать, как шумит вода в ванной…

– Ты дура, – сообщила Янка своему отражению, поднимаясь на ноги. Отражение прищурилось воинственно и несогласно, но возразить ничего не сумело. Впрочем, его взгляд напомнил, что раз уж затащила – изволь позаботиться, поэтому пришлось в срочном порядке перетряхивать шкаф, радуясь про себя, что Тот – не высоченный Вик…

Янка наугад вытащила одну из своих безразмерных домашних футболок – белую, с лупоглазой мультяшной рыбкой – встряхнула и, критически оглядев, отложила: пойдёт.

Уже через десять минут Тот, чуть ли не насильно вытряхнутый из сырой кигуруми и майки, сидел на кухне в Янкиных шароварах и футболке и следил, как Янка мечется, заваривая чай, доставая кружки и сгребая в кучку вечно расползающиеся по квартире карандаши.

– Не, ну, положим, я человеколюбивая, сострадательная… – бормотала Янка под нос то ли для себя, то ли для Тота. – Но не полная же дура! А почему я так себя ощущаю?!

Тот помалкивала. И хотя Янка ещё долго бурчала, её захлёстывало ощущение, что всё наконец-то стало правильно.

Наконец чай был готов, разлит по кружкам, на кухне воцарилась выжидательная тишина, и Тот, вырвавшись из оцепенения, огляделся и спросил:

– А мама твоя где?

– У Лерочки, – это прозвучало даже не так ядовито, как обычно. – Это её великая любовь. Вернётся в воскресенье вечером. Вот такая я самостоятельная…

Тот бросил на неё быстрый обеспокоенный взгляд, на который Янка ответила своим – пустым и безмятежным.

«Нет, никуда я не провалюсь, не дождётесь».

– Понятно… – Тот уткнулся носом в кружку. И хотя уверял, что не мёрзнет, но – обхватил кружку двумя руками, сплетая пальцы, словно греясь.

Янка открыла рот, набрала воздуха – и выдохнула. Для того чтобы собраться с силами и задать нависший над столом вопрос, понадобилось несколько попыток.

– Зачем ты пришёл?

Тот посмотрел тоскливо, мол, зачем рушишь идиллию, зачем спрашиваешь?

– Я… обещал тебя больше ни во что не втягивать, – осторожно ответил он, снова прячась за кружкой. Янка вдруг подумала, что он так делает, потому что не может спрятаться под ежиным капюшоном кигуруми, сохнущей в этот момент на верёвке в ванной.

– Поэтому мок у меня под окном? – Янка постаралась, чтобы вопрос прозвучал не очень саркастично. Уж слишком жалобно выглядел взъерошенный мокрый Тот.

– Ну… – неразборчиво промычал парень, – что-то типа того.

– И зачем?

Чай у него должен был уже закончиться, но Тот кружку не опускал, делая вид, что внутри, на дне, есть что-то настолько интересное, что взгляд не оторвать.

– Ну, понимаешь, –