очень интересно было взглянуть на девушку, которой Тот, кто успел, отдал свою… рыбку.

– Это случайно вышло! – попыталась защитить Тота Янка. – Просто я… – и бессильно выдохнула. Нет, никому она не могла рассказать, что произошло той ночью, когда её бросил Вик… Когда Вик выбросил её в Ноябрь – теперь Янка потихоньку начала осознавать связь этих двух событий.

Какой-то маленький, но важный участок сердца скрутило злой болью: как Вик мог так с ней поступить?!

– Все судьбоносные встречи происходят случайно, – усмехнулся Майк.

– Это мы потом обсудим, – оборвал его Тот, оглядываясь. – Давай сначала всё сделаем, а потом заливайся соловьём хоть до утра.

На лице Майка промелькнула искренняя обида. В этот момент коротышка Тот в нелепой пижаме почему-то показался куда старше высокого, аккуратного Майка – старше и занудней.

Справившись с собой, Майк снова улыбнулся:

– Как скажешь. Твой… человек на третьем этаже, в одной из гостевых. Сюда, идём. – И, развернувшись, зашагал по коридору мимо одинаковых дверей с металлическими циферками номеров: 125, 123, 121… Выход на лестницу обнаружился между дверями 119 и 117.

Под бухтение Тота, что «этот мужик никакой не мой и вообще», они преодолели четыре пролёта и остановились в таком же коридоре, только двери здесь располагались дальше друг от друга, лампы все светили, а впереди, у окна, стояли два кресла и журнальный столик.

– Сюда, – Майк обошёл Янку, почему-то отворачивая от неё левую половину лица, и указал на дверь под номером 413.

– А ключ? – хмыкнул Тот.

Майк вздохнул и достал из кармана жилетки ключ с чёрной пластиковой биркой. Тот выхватил, но у самой двери притормозил, оборачиваясь:

– Ян… ты подожди меня тут, ладно?

– Мы подождём, – пообещал за двоих Майк, как-то невесело усмехнулся и устроился в кресле у окна. Янка села напротив, исподтишка его разглядывая, и в тот момент, когда Майк повернул голову, – судорожно вдохнула.

В полумраке первого этажа это не бросалось в глаза, по дороге Майк держался к Янке правой стороной лица, но теперь… На левом глазу, спрятанном под чёлкой, красовался чёрный кружок повязки. Янка даже не поняла, как умудрилась не обратить до этого внимания на тонкие фиксирующие резинки.

Майк заметил её реакцию, поморщился, но потом привычным жестом зачесал чёлку назад, демонстрируя повязку во всей красе.

Первое, что Янка поняла с облегчением, – шрамов не было. И второй глаз нормальный, целый, светло-карий, и всё лицо… А ещё выяснилось, что у Майка весьма своеобразное чувство юмора: золотой краской на повязке был выведен – неровно и схематично – глаз.

Майк вздохнул и опустил руку, позволяя чёлке упасть обратно, а Янка вдруг подумала, что есть в этом какое-то болезненное противоречие: с чёрным юмором рисовать на повязке глаз и в то же время прятать это за чёлкой, отворачивать голову и неловко молчать. И Янке в этот момент тоже захотелось молча натянуть капюшон.

«Моя толстовка, ежиный капюшон кигуруми Тота, чёлка у Майка… мы все прячемся. И прячем. Но что же – и от кого, если мы, как и все люди, бесконечно одиноки?..»

Мысль была непрошеная, странная – и Янке стало грустно.

Тот всё торчал в комнате, и до окна долетали только обрывки фраз.

«…не, ну ты что, спишь?!»

«Да я говорю, нам надо идти!..»

«…надо. Не спрашивай, ладно?.. Блин, лучше б спросил!»

«Да я тебе жизнь спасаю! Ты хоть знаешь, что будет, если тут застрянешь?!»

В ответ несколько раз донеслось односложное «да», «нет», «оставь» – и на этом всё.

Майк смотрел в ту сторону с таким интересом, словно мог видеть сквозь стены, только попкорна в руках не хватало. Но потом вдруг вскинул голову, обеспокоенно нахмурился… Дальше мир превратился в набор кадров.

Щёлк. Что-то невидимое рассекает воздух – как можно увидеть невидимое?

Щёлк. Перед Майком вспыхивает на полу сияющая золотом черта – след того невидимого, рассёкшего воздух… и весь мир. И Янка точно знает, что эта граница только для Майка, не для неё.

Щёлк. Майк сидит – и Майк же вскакивает рывком, через черту, шагает к Янке и выдёргивает её из кресла.

Щёлк. Толкает её к окну, за кресло, за портьеру, пригибает к полу, не давая высунуться.

Щёлк…

Майк-первый только успел привстать, а второй, прячущий Янку, вдруг налился светом – и распался золотистой пыльцой, тающей в воздухе. На плече Янки остался блестящий след, словно от пудры.

Янка сморгнула – и как раз в этот момент услышала шаги по коридору.

– Ты вернулся, Безымянный, – незнакомый голос был ровным, вплоть до отсутствия эмоций, но Янка испуганно съёжилась.

Что-то в голосе было странное. Неестественное. Не мужской, не женский, не высокий не низкий, не…

– Что?! Ой, а… Здрасте! А я, это… ну да. Вернулся. А что?

Янке пришлось прикусить ворот толстовки, чтобы не расхохотаться истерично. Тот специально таким придурком прикидывается – или само выходит?!

– И что ты делаешь у этого… иссякшего?

– Да какой же он!.. – Тот почему-то осёкся и уже менее уверенно буркнул: – Подумаешь, глаза… Нормальный мужик, вот чего вы.

– Безымянный, скажи, зачем так старательно себя обманывать? Ты не хуже меня знаешь, что должно произойти с этим человеком. Просто… бежишь от этого знания.

– Ничего ещё не определено!

– Бежи-ишь. Под маску дурачка, не замечающего очевидное, и даже термин прячешь за греческим словом, смысла которого не понимаешь.

– Я не…

– Ты думаешь, мы не знаем? Ты снова пытаешься идти против воли Ноября, пытаешься переломить её, используя страшную силу, которую он отторгает. Оставь Ноябрю беды Ноября. Мы его хранители, а не насильники! Он сам выбирает, кого себе забрать, это справедливо и правильно, это естественный ход вещей!

Янка скрючилась за креслом, борясь с желанием заткнуть уши. Она не была дурой и прекрасно поняла, о какой страшной силе идёт речь. И чужой ровный голос словно заглянул Янке в голову и озвучил то, что там крутилось и царапалось.

Что лезло из тёмной бездны в глубине сознания, где царят боль, злость и змеиный присвист.

И эта безжалостная проницательность сводила с ума, потому что… потому что Тот…

– Это ложь! – голос Тота внезапно окреп. – И кому, как не вам, Иш-Кария, это знать.

Тишина зазвенела сотней маленьких опасных колокольчиков.

…Мягкие шаги от кресла к Тоту и его собеседнику. Каждый шаг – тихий, но чёткий пристук каблука.

– Господин Кария, прошу прощения, что вмешиваюсь… – голос Майка как всегда безукоризненно вежлив. – Но в пылу подобного спора можно наговорить много лишнего. Полагаю, Тот, кто успел, на самом деле не хотел бы сейчас… так эмоционально спорить. Насколько я помню, ваши небольшие разногласия были преодолены, не так ли?

– Не так, – мрачно отозвался Тот. Но уже тише, без былой горячности. Янка тихонько выдохнула, выпуская прикушенный ворот толстовки.

– Боюсь, наши разногласия непреодолимы, – а это произнёс… как его Майк назвал, господин Кария? – Но, тем не менее, я всего лишь выражаю точку зрения «Принципа»,