Варвара хохотала, и хохот ее звенел и переливался прямо у него в голове. Филипп прикрыл глаза на мгновение, представляя ее разгоряченное весельем лицо. Теплую розовость щек и влагу в уголках глаз. Идеальное, совершенное зрелище.

Он открыл глаза, встречаясь с пустым полумраком Девятой линии, зажатой в тисках молчаливых многоэтажек.

Одинаковые монструозные здания Кри́пты… Филипп вырос среди их мрачных силуэтов. В них работали, жили, учились. Они, в общем-то, служили тем же целям, что и на Поверхности. И еще одной, самой важной. Они удерживали купол подземного города. Они – и длиннющие, толстые колонны с километр высотой, что проклевывались на Поверхность памятниками, статуями, монументами: Юрий Долгорукий, Минин и Пожарский, Петр Первый…

Ни Варвара, ни большинство обитателей верхнего мира об этом, конечно, не знали.

Здесь по фасадам зданий змеились выдолбленные прямо в них лестницы. Никаких перил, только открытые площадки перед дверями. И сотни каменных ступеней, убегающих далеко ввысь – в свод купола. Здесь между высотных построек сновали крылатые повозки. Здесь дома оплетал дикий толстый плющ, по стенам вверх и вниз носились стрекочущие подъемники на чугунных шестернях. Здесь творили зельевары и артефакторы, а дети носили маски – деревянные, картонные, фарфоровые. Здесь была целая жизнь. Тайная община, братство.

Но Варвара и жители Поверхности не имели об этом понятия.

А Кри́пта давала Москве фундамент. Была ее мицелием. И они ширились, разрастались… Вместе. Из года в год – под землей и над ней, – охватывая и пожирая все новые и новые территории.

Варвара прошла Старосадский переулок, а Филипп – Десятую линию. Она свернула на Покровку, а он – на Одиннадцатую.

Все было идентичным. Все было парным, дуальным. Москва и ее доппельгангер. Все было так схоже…

Кроме метро. Кроме подземных парковок и переходов.

Филипп ненавидел метро.

Жители Поверхности, когда-то изгнав неугодных под землю, успели о том позабыть. Но их тянуло к корням, старым наукам, волшбе. Они по-прежнему гадали по звездам, верили в приметы, раскладывали карты Таро и звали давно умерших. Все копали и копали землю, неосознанно, но так предсказуемо искали то, что сами давно отринули. Они лезли, куда не следовало, рушили, сами о том не догадываясь. И земля то и дело дрожала у них под ногами, но они списывали то на движение метрополитена. И плитка на их тротуарах трескалась и крошилась, но им было не дано понять, что тому было настоящей причиной.

А еще людям не дано отыскать Кри́пту. И хоть они перерыли всю землю над куполом подземного города… ниже опуститься им не позволили.

Варя дошла до двадцать шестого дома, и Филипп скрипнул зубами, застывая посреди тротуара. Он перестал ее чувствовать. И знал почему. Ее любимое место, она ходила туда каждый день. Проклятое заведение, пропитавшееся смрадом жареных кофейных зерен. Ему казалось, он может ощущать их призрачный запах. Тот проступал горечью на языке.

– Ой-ой, проиграл, – хихикнул над ухом голос сестры. – Она в «домике».

Он к ней даже не повернулся. Сестра была приставлена за ним наблюдать. Сестра изрядно надоедала.

Филипп, задрав голову, таращился в арочные своды высокого купола Кри́пты. Тот был так далеко… Он мерцал, расписанный рунической вязью – сияющей, синей и зеленой. Руны переползали на здания, разгоняли полумрак, окрашивали все вокруг ужасно холодными болотными и голубыми оттенками. Делали этот тихий подземный город, его улицы, серые дворцы и серые дома какими-то… мертвыми. Филипп раньше этого и не замечал.

– Ненадолго, – ответил он.

А там, на Поверхности, светило солнце.

* * *

Варвара носила бесформенные кофты и штаны. Прятала лицо под козырьком кепки. По сто раз проверяла, заперта ли дверь в комнату общежития. Плотно задергивала шторы, когда включала свет. Ходила в одном наушнике. По вечерам оглядывалась через плечо. Зажимала в кулаке ключ.

Варвара ленилась выходить в магазин или готовить. Она крепко подсела на доставку еды. Ее адрес и лицо было легко запомнить любому разносчику пиццы.

«Петроверигский переулок, дом шесть-восемь-десять, строение один».

И каждый мальчишка-доставщик видел дверь, из которой она выходила. Выходила всегда разная. Меняла спортивные штаны на поношенные джинсы. Кофты с капюшоном – на растянутые футболки.

А Филипп менял лица курьеров.

– Спасибо. – Варя в который уже раз приняла пакет, даже не удосужившись взглянуть на него.

И Филипп позволил себе провести пальцем по ее запястью. Привлекая внимание. Играя с ней.

Она отдернула руку, едва не выронив пакет, в глазах отразился испуг. И Филиппа с головой накрыла причудливая смесь чужого стыда, страха и любопытства. Они заклубились глубоко внутри его «иноземки».

Он понимал ее, чувствовал все лучше и лучше.

Конопатое лицо со следами недавно сошедших угрей, которое он сегодня носил, выдавило улыбку. И хотя Варвара не могла видеть того, что было под ним, под ладно приделанными лоскутами чужой кожи, она попятилась к общежитию. Филиппу показалась забавной мысль, что, дернись он в ее сторону, и девчонка скорее всего побежит. Это распаляло его, будило внутри что-то первобытно-животное…

Но он сдержался. В этот раз.

Варвара прижала пакет к груди, будто это могло защитить. Но Филипп не собирался нападать. Это было совсем ни к чему.

Ее глаза, в этот раз без единого следа краски, были широко распахнуты, а губы, не вымазанные мерзкой помадой, едва заметно подрагивали.

Филипп любил это лицо. Филипп ненавидел, когда Варя рисовала на нем другое. Это было лишним.

Варвара спешно вернулась в здание, а Филипп стоял перед ним еще пару минут. Глядел на ее окно – второе слева, на третьем этаже – и думал о том, что даже испуг, ужас на лице его Вари выглядели невозможно красиво.

Филипп не двигался с места, пока не увидел Варвару в окне. Она подошла к стеклу, все так же сжимая пакет в руках. Их взгляды пересеклись на мгновение, прежде чем девчонка одним резким движением задернула штору.

«Глупышка».

Желтое здание ее общежития тонуло в разноцветных листьях – красных, медовых и коричневых – деревья окружали его, тянулись до третьего этажа. На город опускались сумерки, а вокруг совсем не было фонарей.

Филипп швырнул остальные пакеты в раззявленную пасть мусорного контейнера. Он не собирался прикидываться разносчиком дольше, чем было необходимо. Ему пора было возвращаться. Воздух Поверхности снова принялся атаковать легкие, разъедать изнутри.

Старосадский переулок встретил уже привычным недооживлением. Людей было немного, но они были. Здесь располагались кофейня, букинистическая лавка и очередная библиотека. К тому же недалеко раскинулся сквер, особенно симпатичный в это время года. Так что район этот явно не страдал от запустения.

Прохожие сновали