Ночник не зажегся.

Варя шумно сглотнула.

Лиза отодвинула тумбочку, проверяя, подключена ли лампа к сети. Но вилка была плотно погружена в розетку.

«Дело вовсе не в этом», – весело подумал Филипп.

Лиза щелкнула выключателем еще раз. И еще раз ничего не произошло.

– Тоже бракованный? – едко поинтересовалась Рита, впрочем, явно маскируя напряжение за напускной язвительностью.

Лиза не ответила, только еще несколько раз пощелкала выключателем. Но свет так и не зажегся.

– Вам он не кажется каким-то… странным? – вдруг спросила Варвара.

Она нерешительно подошла к подружкиной тумбочке, и Филипп чуть не захлебнулся в водовороте эмоций, захлестнувших ее.

Захлестнувших его.

– Его форма, – сказала Варя. – Она какая-то… с ней что-то не так, нет?

«Какая внимательная-внимательная девочка».

– Да, – отозвалась Рита. – Я не могу понять, но… Как он вообще может ровно стоять?

В комнате ненадолго снова повисла тишина, нарушаемая только дребезжанием мигающей настольной лампы. Ее вспышки заставляли появляться и исчезать жутковатые тени на стенах.

– Лицо было прямо там, – вдруг сказала Катя. – Там, где он стоит сейчас.

– Фу, хватит! – прошептала Варя. – Лиз, можешь убрать его нахрен?

Та кивнула и, не говоря ни слова, выдернула из розетки провод. Нагнулась было, чтобы запихнуть ночник под кровать, но Варя вдруг воскликнула:

– Нет!

– Господи, да не орите! – зашипела Рита.

Филипп ощутил ужас, растекающийся по Вариным жилам. Он впитывал его, как самый сладкий нектар. Филиппа вело от одной мысли, что его иноземка слилась с ним почти полностью. Совершенно.

– Только не под кровать! – взмолилась Варя. – Вынеси его в коридор, ладно?

«Боишься монстров под кроватью, милая?»

Лиза выставила ночник в коридор. Подружки испуганно перешептывались за ее спиной. Только не Варя. Варя молчала, не спуская с ночника взгляда, пока Лиза не вернулась в комнату. Пока дверь за ней не закрылась, отделяя и спасая от пустого и темного коридора.

Варя до последнего испуганно таращилась на ночник.

А Филипп вежливо глядел в ответ. Пусть ей было и не различить его глаз.

Дверь разделила их. Но это совсем ненадолго.

Филипп позволил себе вернуться в прежнюю форму, лишь когда из комнаты донесся первый робкий смех. Они расслабились, выискивая и обсуждая тысячи объяснений тому, что произошло. Люди Поверхности всегда так делали.

Перевоплощаться в неодушевленные предметы было не самым простым разделом волшбы, но Филипп был… по-своему гениален.

Откупорив склянку с настоем цикуты, он сделал глоток. В этом не было большой необходимости, но ему хотелось еще немного побыть на Поверхности. И еще немного поворожить. Волшба здесь отнимала куда больше сил. И даже Варвара, открывшая ему свою душу, не смогла даровать столько энергии.

Пока не смогла.

В ночную Москву он ступал в наилучшем настроении. Натянул на голову капюшон, надел свою маску – фарфоровое кукольное лицо с красными овалами румянца, которую носил с самого своего рождения. Филипп вышел на улицу, полной грудью вдохнул поверхностный воздух. А тот впервые не подарил ему жгучей боли в груди.

* * *

Чужие лица не были пригодны для долгого ношения. Они сползали, пузыря и рябя, не желая сливаться, впитываться в кожу. Они так и норовили вернуться к настоящим своим владельцам – как правило, в морги. А еще использовать их часто строго-настрого запрещалось. На Поверхности бы заметили массовые пропажи мертвецов. И Филипп почти исчерпал свой лимит.

Чужие лица в основном нужны были только адептам, готовящимся к Наречению. Взрослые прибегали к этой практике лишь в крайних случаях. Кожа мертвецов неподатливая, грубая. Носить ее долго совсем неудобно. Другое дело – свежее лицо, но… добропорядочные жители подземного города старались не убивать «соседей сверху» без явной причины.

Впрочем, не все обитатели Кри́пты были добропорядочны.

Филипп стоял за прилавком и вдыхал отвратительный запах пережаренных кофейных зерен. А мальчишка-бариста, чье место он занял, валялся в подсобке. Филипп носил его фартук и прикрепил к рубашке картонный бейджик с именем.

Он носил его имя. Уже давно присвоил его, порешив, что так будет лучше. Но оно всегда было его – глупого мальчишки, разливающего кофе, некогда десерт богачей, в дешевые бумажные стаканы. Какая безвкусица. Мальчишки, за которым изо дня в день наблюдала Варвара. Приходила сюда, в это странное заведение с нелепым названием, расположенное близ церквушки. От которой изрядно гудела голова. Мальчишки ненамного младше его самого.

«Оно всегда было его именем».

Но теперь… теперь оно принадлежало Филиппу. Славное и звучное, он уже привык к нему. Он присвоил его.

И вот уже несколько недель Филипп – это он. Безликий и больше не безымянный колдун из подземного города. Поднявшийся на поверхность ради… жатвы. Сбора урожая. Нашедший свой самый лакомый плод. Свое будущее настоящее лицо.

Варвару.

Ее нос, глаза и губы – он не мог дождаться момента, когда сможет узнать, как они будут смотреться на нем. Черты, как обычно и бывает, станут грубее и мужественнее. И тем не менее каждый раз, глядя в зеркало, он будет видеть тени, намеки, напоминания… Будет смотреть на нее. И в то же время – не на нее. На себя.

Они будут одним целым, сольются вместе. В единое совершенство.

Над головой прокатился звон церковных колоколов, и Филипп поморщился от тянущей боли, растекающейся по затылку. Внутреннее убранство кофейни поплыло перед глазами. Отвернувшись от посетителей, он незаметно сделал глоток из флакона с зельем.

– Здравствуйте. – Дрожащий голос, раздавшийся позади, заставил его замереть.

Филипп медленно закупорил флакон, чувствуя, как волоски на руках встают дыбом. Спина и шея покрылись мурашками. Даже колокольный звон будто сделался… глуше. Филипп дождался наконец свою иноземку.

Он весь подобрался, заставляя чужое лицо выдавить самую нежную улыбку, на какую то было способно.

– Мне большой капучино, – застенчиво улыбнулась она в ответ.

Дом двадцать шесть дробь один по улице Покровка был битком забит народом. Но все посетители сливались перед глазами Филиппа в единое бесформенное пятно. И белый прилавок, и панорамные окна, и городской пейзаж за ними, бушующий кроваво-оранжевыми всполохами листвы.

Потому что он видел только ее.

Себя.

– На обычном? – хрипло проговорил он давно заученную фразу. Ах, сколько раз он представлял этот первый их разговор. – Молоке?

– Миндальное, – тихо ответила она.

«Буду ли я тоже любить его, Варвара?»

Она выглядела совершенно очарованной. Ужасно влюбленной дурочкой. И Филипп в который раз за минувшие дни подумал, как же все это было просто.

Найти ее. Вгрызться в самую душу. Тянуть из нее силы, пока связь не окрепнет настолько, что ее уже не разорвать.

Варвара пойдет с ним куда угодно – за этим лицом мертвого мальчишки-бариста, за его фартуком и именем