Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блуждая по коридорам, похожим на своеобразный лабиринт, я ощущала, как таинственность и древность переплетаются воедино в этих стенах. Дом мне полюбился. Он был похож на отдельный мирок.
Наконец я набрела на библиотеку — кладезь всевозможных учений, хранящихся на полках, уставленных пыльными томами.
Я вдохнула заветный запах ветхой бумаги, просматривая ряды книг.
Потянувшись за книгой, стоявшей высоко на полке, я неловко опрокинула ее. Сердце бешено заколотилось, и я приготовилась к неминуемому удару, но книга так и не упала на пол.
Испуганно подняв глаза, вижу, что прямо передо мной высится высокая худощавая фигура.
Казимир безмолвно взирал на меня своими пристальными темно-синими глазами, которые, казалось, лишали меня всякой защиты. В руке он держал книгу, за которой я тянулась.
— Что ты здесь забыла? — его голос был низким шепотом, от которого у меня побежали мурашки.
— Прости… — мямлю я, прижатая к стенке под столь суровым взглядом. Парень был уже более одет, на нем была длинная черная кофта в тон его смоляным волосам.
— Не знаю, за что именно ты просишь прощения. За то, что вломилась в наш дом? За то, что ты аппетитный человек в логове волков?.. Или, может, за то, что ты сейчас вторглась в мои покои? — прохрипел он с трудом, белая повязка все еще обвивала его горло.
Взгляд Казимира буравил меня, его реакция была такой же "холодной", как и метель за затемненными окнами.
— Твои покои? Это разве не библиотека? — я нервно заикаюсь, прижавшись спиной к полкам.
В его глазах сверкнула вспышка раздражения.
— Библиотека находится этажом ниже. А это. Моя гостиная.
Мужчина развернулся, чтобы уйти, а заветная книга так и осталась у него в руке, оставляя меня прикованной к месту в череде переживаний.
— Подожди!.. Ты придешь на ужин? Я хочу испечь пирог к чаю! — выпалила я, надеясь сгладить прореху, пролегшую между нами.
— Нет, — голос его был глух и мрачен, как тени, нависшие надо мной.
* * *
Оказавшись на кухне поместья, я сделала глубокий вдох и сосредоточилась на поставленной задаче. Тусклый свет вечернего солнца мягко озарял помещение, отбрасывая теплый отблеск на деревянные столешницы и старинную утварь. Рати, устроившийся на подоконнике, как любопытный кот, наблюдал за мной прищуренными глазами, пока я перебирала необходимые ингредиенты для медового пирога, который намеревалась испечь.
— Погодка сегодня такая чудесная, — тихо говорю я, надеясь развеять нависшую между нами тишину.
Рати озорно усмехнулся, его губы растянулись в довольной улыбке, при этом он мерно покачивал ногами. Мой неловкий зачин беседы он решил проигнорировать.
— Сирин, твой голосок так сладок, а тело подобно тончайшей лепке. Если и пирог твой будет таким же изумительным, как я уверен, то я стану боготворить твоих родителей, потому что они должно быть боги. — рассмеялся он, и от его слов по моим щекам разлилось приятное тепло.
— Меня не растили родители. Меня воспитала бабушка. Она научила меня всему, что умею, — ответила я, ощущая прилив тоски. Как она теперь без меня? Как Лукьян… Милавушка?
Выражение Рати смягчилось, взгляд сделался задумчивым, и он прошептал: — …Бабушка? Она, должно быть, так гордится тобой…
Прежде чем успеваю ответить, замечаю, как парень устраивается на подоконнике калачиком и начинает погружаться в дрему.
Переключив внимание на работу, я твердо вознамерилась изготовить самый лучший медовый пирог, который когда-либо пекла. Легко, как на парах, я металась по кухне, отмеряя муку, сахар и масло. В воздухе запахло медом и корицей.
Смешивая ингредиенты в миске, я украдкой поглядывала на Рати, который напоминал сытого кота во сне. Его дыхание было мягким и ровным, черты лица расслаблены. Меня поразило, насколько умиротворенным он выглядел, — его обычное игривое выражение куда-то растаяло.
Я аккуратно залила медовую начинку в корж пирога, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить покой мальчика. Духовка уже ждала пирог и обещала превратить исходные составляющие во вкуснейший шедевр.
Вынимая готовый пирог из печи, я краем глаза заприметила необычное мельтешение в окне. Что-то мерцающее. Как будто перемещался белый огонек. Оно чем-то походило на силуэт девы в белоснежном подвенечном платье с вуалью.
Не раздумывая, сбрасываю передник, и тихонько выбираюсь из кухни, оставляя спящего Рати.
Поспешно накидываю шубку, и выбегаю на улицу. Месяц низко висит в небе, заливая холодным сиянием заснеженные сады усадьбы. Льющийся впереди огонек манит меня вперед, уводя за собой в лабиринт покрытых инеем живых изгородей и скульптур херувимов.
Когда я подхожу к небольшому замерзшему пруду, во льду которого, как в зеркале, отражается лунный блик, я понимаю, что сияние девы куда-то исчезло, повергнув меня в смятение.
Возвращаюсь назад и замечаю вдалеке Кирилла на его прежнем месте — он сидит на коленях у мраморной статуи девушки-ангела, заботливо счищая свежий снег, устилающий ее ноги.
— Кирилл, ты не замечал здесь необычного свечения? — вопрошаю я, подходя к нему.
Его отрешенный взгляд встречается с моим, на губах проступает блеклая улыбка.
— …А, ты видела одного из призраков, — неспешно поясняет он. — Многие из них блуждают по этим местам, никем не замеченные…
В воздухе повеяло леденящим дыханием, не связанным с зимней стужей.
— Какого призрака вам довелось увидеть, милая госпожа? — спрашивает юноша, его голос любопытен и таинственен. — Мои братья принимают меня за помешанного за то, что я в них уверовал… Теперь, мы можем помешаться вместе.
Прежде чем я успеваю ответить, по саду проносится порыв ветра, поднимая шквал снежинок, кружащих вокруг нас, подобно эфирным вихрям. Очертания Кирилла расплываются в снежной пелене, и на миг мне чудится, будто он и сам является привидением.
Пытаюсь прикрыть лицо ладонями, но толку нет. Мои волосы треплет ветер, вынуждая отвернуться.
Слышу близкие шаги, а затем ощущаю, как что-то прикрывает меня сверху, заслоняя от пронизывающих порывов.
Оборачиваюсь, и мой нос задевает подбородок Кирилла. Я оказываюсь с ним лицом к лицу. Статный рост парня нависал надо мной, поднятые руки с пальто прикрывали нас, а светлые глаза рассеянно глядели сквозь меня. Одинокая слеза сверкнула на его щеке.
— Кирилл… ты… Ты плачешь?
Он хранил молчание, устремив неподвижный взгляд в землю. Лунный софит озарял его черты, прочерчивая тени на исхудалом лице.
— Я выращивал розы весь год, чтобы украсить ими мою статую, но теперь они будут погребены под снегом… Я так презираю зиму, — признался он,