подчиненность любых действий общей цели. Куда бы ни шло, все надо выворачивать на свою сторону. Поэтому я сразу связался с этим Стенькой Разиным и договорился о встрече в той самой «Красной Шапочке» (это кафе, как и второе, имевшееся в поселке, принадлежало ему; второе – тут надо отдать должное главшпану – носило название «Серый волк»).

Качесов и правда оказался косым: левый глаз его глядел прямо на меня, а правый куда-то в сторону. Он сел за стол, отодвинув стул далеко от стола, самой позой давая понять, что разговор будет недолгим.

– Александр Владимирович, меня Миша зовут. Я буду заниматься социальным взаимодействием между заводом и поселком.

Глаз продолжал косить, физиономия не отобразила ничего.

– Собственники понимают, что упустили из внимания интересы жителей поселка. Мы хотим исправить эту досадную оплошность. Я знаю, что вы в поселке – человек уважаемый, и заботитесь о своих соседях. Поэтому хотел бы узнать ваше мнение о том, как завод может помочь поселку.

Глаза поменялись местами, и я не понял, то ли это он поглядел на меня, то ли, наоборот, глядеть перестал, но отныне правый смотрел на меня, а левый вбок. Стало не по себе.

– Рита! Чаю!

Где-то сбоку легонько стукнула дверь и прошуршала девочка, совсем еще подросток, и в голове мелькнул вопрос: «Как тут школьница работает?»

Качесов придвинулся к столу, положил на него локти, скрипнув кожаным пиджаком, и опять переставил глаза.

– Заботиться? Забочусь. Вы вчера тут были в кафе у меня. Как вам стол?

– В каком плане?

– Еда как тебе?

– В порядке. Солянка пристойная. Пирожки хорошие.

– Ага. А вот на заводе в столовой как?

– Признаться, не едал.

«Не едал»? Откуда я такие слова-то беру?

– Ага. Тебя туда и не повели. Московский менеджме́нт не должен так питаться. А ты попробуй. Как там кормят.

Я глянул на часы. Время обеденное.

– А давайте я прямо сейчас?

– Смотри там, аккуратнее на дегустации, – с усмешкой добавил он мне вслед.

…Кормили на заводе ужасно. Порции крохотные. Пюре холодное. Котлеты жидкие. Суп будто разбавленный водой.

– Как если б армейские повара с тюремными устроили конкурс на худшую баланду. Жрать невозможно, – подытожил Вилесов.

– Предложим Качесову подряд?

– А вы такую стратегию избрали, Михаил Валерьевич, – подкуп блатняка?

– Без финансового участия, Игорь Дмитриевич, нет устойчивого развития.

Качесов выкатил цену даже меньшую, чем предыдущий подрядчик. Ежедневное меню состояло из двух супов, трех горячих блюд, трех салатов и нормального, мутного компота или ладного, насыщенного морса.

Первый шаг к победе был сделан. Качесов перешел из стана оппортунистов в число партнеров.

Я отправился в аэропорт, чтобы слетать в Москву на выходные. За рулем убитой в хлам, скрипящей «пятнашки» сидел Жора, колченогий армянин лет пятидесяти от роду. Жора, как и положено армянину, утверждал, что он имеет родственников в Лос-Анджелесе и Париже, да и в Ереване его братья или сватья – не последние люди, но ему, Жоре, нравится тут, на Русском Севере, и он намеренно тут живет, хотя может позволить себе уехать когда угодно, его все ждут и всюду пристроят. Я завидовал Жориной уверенности в себе. Он же, смекнув, что я могу стать постоянным клиентом, оставил телефон и обещал скидку, если я заранее его предупрежу о прилете. Так я обзавелся постоянным водителем.

* * *

– Мил Мил, а это обязательно – всех звать?

Мне сама идея современной свадьбы не близка. Возможно, потому, что моя первая свадьба, сочиненная по всем канонам свадьбы, выглядела как праздник, проводимый для будущего тестя и уважения. Из ста пятидесяти человек гостей я знал лично только половину. Остальные были уважаемыми людьми. Эти уважаемые люди клали деньги на поднос, говорили тосты, плясали, стреляли в воздух, участвовали в конкурсах, били морду тамаде, вставили фейерверк под углом в сугроб так, что ракеты-петарды летели четко в третий этаж жилого здания напротив ресторана, создали и успешно разгребли проблемы с милицией. Меня же не покидало ощущение, что мы с моей первой женой – лишние на этом празднике жизни. Здесь уважаемые люди отрываются, и не след им мешать; будто для них грехи во имя новобрачных мгновенно стираются без исповеди и причастия.

Мы же были устроены иначе. Арендованный лимузин мы использовали, чтоб развезти друзей по домам, и в лимузине, который катался по Москве без уважаемых людей, и происходил наш короткий и почти трезвый праздник, где напилась и плакала только одна подруга, которую вообще пришлось провожать на ее этаж.

Свадьба должна быть либо широченной гулянкой в три дня да человек на пятьсот, чтобы все запуталось и сплелось, чтобы жизнь била ключом и не утихала, чтоб застолье чередовалось с хлопотами, чтоб пиршество завязало еще с десяток свадеб, чтоб музыканты к третьему дню уже считались родней всем и вся, чтоб мир сотрясся от танцев и широты души, которая готова кричать о себе так же, как готова работать, чтоб жизнь и смерть стали единым целым, – либо свадьба может быть скромным, откровенным, коротким и светлым таинством, когда ангел гладит невесту по голове и благословляет ее, когда любовь тихо входит в мир и ведет под руки двух переродившихся или только родившихся для этой жизни юношу и девушку.

Лучше всего, если таинство перерастает в пир. Сначала – с Богом. Потом – с миром.

* * *

Но обычная наша свадьба – это сбор разнузданных комсомольцев; ни в тюрьму, ни в Красную армию; и ни церковь, и ни кабак.

Так видится многим идеал народной свадьбы – когда приличные наши, советские женщины лет пятидесяти-шестидесяти, матери и тетки молодых, стоят рядом со своими причесанными мужьями и хлопают в ладоши под песню «А белый лебедь на пруду», а жениху и невесте неловко, и она шепчет ему: «Потерпи, пожалуйста; смотри, папа плачет, значит, даст взнос на ипотеку». И папа утешен песней, и папа делает первый взнос.

Мила внутренне отвергла традиционный вариант с белым лебедем, но также отсекла и венчание.

Но – надо отдать ей должное – придумала иного рода комсомольскую историю. С комсомольцами, которым никакая партия не дала бы свои билеты.

– Мил Мил, а это обязательно – всех звать? – я смотрел на список ее приятелей и приятельниц; их была какая-то тьма, человек пятьдесят, большинство я и вовсе не знал.

– У нас денег не хватит?

– Деньги мы могли бы найти. Но зачем нам подростковая вечеринка?..

– Давай серьезно. Все зовут друзей.

– Серьезно? Тогда давай серьезно. Зовем родню, коллег, все такое, а не только пьяных подростков. Копим деньги и делаем