сетку, через которую проходит только вода, а сами волокна задерживаются, и уже затем с сетки подается на барабан бумагоделательной машины, которая выпаривает оставшуюся влагу. Бабки прошли мимо всего этого оборудования с начальником цеха, который объяснил им весь этот процесс, как малым детям. Прошли мимо всего этого, а затем отрядили Софью Андреевну с вопросом: «А как же дым?» Втолковать им, что дыма нет и взяться ему неоткуда, было нельзя, поэтому делегация отважных бабок была отправлена на крышу, где им был дан доступ к трубе, ровно над бумагоделательной машиной. Бабки нюхали воздух, разглядывали пар, а одна из них даже достала какую-то пустую бутылку из-под лимонада, сжала ее, потом распрямила и вроде бы как взяла, выходит, образец воздуха; ничему бабки не поверили, но устали настолько, что захотели чаепития, после которого, притихшие, выслушали благодарственную речь Софьи Андреевны:

– Мы, конечно, люди-то простые, мы видим что видим, а что видим, часто и понять не можем. Завод новый, видно, рабочие в чистом, везде порядок… Ну а насколько тут вредное все для поселка, это пусть специалисты разбираются. Спасибо, что приняли, доставили. Автобус очень хороший. Удобный. Вот можно ли бы нам, пенсионерам, детям войны, иногда давать автобус для поездок по нашим историческим местам – в усадьбу поэта Шишова, к Лелькиной роще, в краеведческий музей, на Красные болота?

– Разберемся, – протянул Вилесов.

Каждый гость получил подарочный пакет с упаковками продукции – и полотенец, и бумаги, и салфеток. А чтобы завод закреплялся в умах местных жителей как часть поселка, мы организовали бесплатную фотосессию для бабуль – кто с подругой, кто с внуками. Снимали их на фоне цеха еще часа два. Каждому участнику был положен снимок с логотипом завода на магнитной подложке. Хочешь не хочешь, а себя любимую или внука на холодильник повесишь – таков был расчет.

Через пару дней фотограф позвонил и попросил увеличить гонорар: «Миш, это Сайлент Хилл, тут пять квадратных километров морщин, я в жизни столько не ретушировал».

Софья Андреевна Бурматова и предводимые ею фурии из числа врагов вышли и кляузы на завод строчить перестали. Конечно, было ясно, что она будет использовать свое положение, но это уже мелочи, детали.

Автобус же я у Вилесова выторговал и договорился, что экскурсии станут регулярными.

6. Сладолед

Свежие, чистые, выбритые, гладкокожие, будто после каких-то процедур, акционеры и представители их собрались в сине-белом офисе в стеклянном небоскребе в Москва-Сити. Пара секретарш в белоснежных блузках расставили кофе и чай.

Я тоже был нарядный, но не так повседневно, привычно нарядный и аккуратный, как они, а как человек, который редко носит пиджак. Поэтому новая серая рубаха топорщилась на поясе, ремень не очень подходил к брюкам, а единственный мой, шерстяной, купленный Милой для «сибирского дела», пиджак был слишком жарким. Но рубаха топорщилась, и снять его я не мог. Так и стоял, изрядно потея, у экрана с презентацией, собранной Милой бессонной ночью.

Я распинался, рассказывал, что нам предстоит еще масса работы – провести нормальную социологическую оценку ситуации, заказать независимую экологическую экспертизу у известного института и опубликовать ее, заблокировать СМИ на время, выяснить, как еще мы можем помочь поселку, и начать точечно проводить программы в духе инициативного бюджетирования, наладить взаимоотношения с властями и чиновниками регионального уровня – с Росприроднадзором, Природоохранной прокуратурой, Департаментом промышленности, депутатом Госдумы по нашему округу и прочими, прочими, прочими. Все это скопом гордо звалось Программой реализации пунктов устойчивого развития на производственной площадке пгт Кряжево.

Нормальную, в общем, работу предлагал вести. Правда, плохо понимал, как все это сделать. Но ничего, где наша не пропадала. Акционеры подмахнули смету и внесли всего одну коррективу: в поселке необходимо открыть магазин продукции завода. Отдельный. Я возражать не стал, хоть и с трудом себе представлял, что такое магазин туалетной бумаги. Зато Вилесову мысль страшно понравилась:

– Миш, никто и никогда еще не открывал подтирочный бутик. Уникальный проект. Тебе надо только придумать, как ты в резюме это красиво распишешь.

* * *

В следующую поездку я прихватил с собой эколога Германа, который должен был составить план экспертизы и провести ее. Герман – робкий, но толковый парень тридцати лет – работал в какой-то конторе при МГУ, что обеспечивало статус исследований.

Заселив Германа в гостиницу над «Красной Шапочкой», я отправился к третьему врагу завода из списка Кошкина. Враг располагался в церкви Сергия Радонежского прямо напротив заводской проходной. Врага звали отцом Арсением, и этот ширококостный, мясистый мужик был староват для такого небольшого прихода; ему было около пятидесяти. Однако это объяснялось просто: он был из местных, причем из бандитов, бывших подручных Косого, и поздно пришел в служение, да и не нуждался в продвижении по церковной иерархии. Он это место занял прочно и на всю оставшуюся жизнь.

Заложив руки за спину, он принялся водить меня вдоль кладбища, размышляя вслух о том, что современный человек привык получать блага ниоткуда, не задумываясь, за счет чего эти блага создаются.

– Помнишь, Адам получил от Бога задачу наречь всех животных? Тогда он стал хозяином, охранителем их, то есть что Бог дал Адаму таким образом? Он дал ему обязанность за всем этим миром присматривать. Когда человек не созидает, когда человек – не хозяин, он грешит, самой бездеятельностью грешит. Потому наш протест против загрязнения реки – это единственно верное решение, это дело настоящее. Мы – хозяева этой земли, и потому должны ее оберегать.

– Отец Арсений, но как же можно представить себе промышленность без вреда природе?

– Вопрос непростой. Полагаю, так. Хозяину, который печется о своем хозяйстве, нужно соизмерять то, что ему было дано, то, что он с земли получит, и то, какая будет земля после него, что он оставит.

– Батюшка, но ведь вред неясен еще, его ж никто толком не посчитал. Вот, я эксперта привез, чтоб он оценил. Вред неизвестен, а польза какая? Завод перерабатывает макулатуру. Мусор. Это ведь полезно. А для поселка что? На год заложено в фонд оплаты труда больше двухсот миллионов рублей. Каждый третий сотрудник – местный житель, то есть треть всех денег останется здесь. Людям не надо уезжать никуда в поисках работы, они останутся тут. Ровно как хозяева остаются на своей земле.

Отец Арсений согласился посетить завод; оглядел цеха, восхищался орбитальными ножами, которые разрезали рулоны бумаги и сложенные полотенца. Даже задержался у них – все смотрел и чесал бороду, будто бы стараясь мысленно применить ножи для какой-то домашней задачи.

Потом побродил