заговорить не успеваю: замечаю, что мама одета в длинный белый халат и высокие резиновые галоши — и теряю дар речи.

Подняв руку, я тычу в маму и бормочу:

— Ч-то… п-почему?..

Мама допивает кофе и принимается собирать вещи.

— Это ненадолго. Пока всё не устроится.

— Нет! Нет-нет-нет! — Я лихорадочно трясу головой. — Ты же обещала!

— В больнице очень мало медсестер и очень много пациентов. Неужели ты хочешь, чтобы несчастные больные люди не получили необходимую помощь?

— Мне нет дела до других! Я за тебя переживаю!

— Эсси! — выдыхает мама.

— Она не зря беспокоится, — со вздохом замечает доктор Блэкрик.

Я резко поворачиваю к нему голову: готовлюсь спорить, невзирая на то, что он опасен, но вдруг понимаю, что отчим, наоборот, соглашается со мной. Это приводит меня в такое замешательство, что я замолкаю.

— В Риверсайде очень скверные условия, — говорит он. — Там небезопасно.

— Как раз из-за этих условий я и собираюсь помогать, — настаивает мама. — Я не буду сидеть сложа руки, пока люди нуждаются в помощи. Ни один больной не должен страдать в заброшенности. Быть может, один волонтер не решит проблемы, но я хоть что-то да сделаю.

Доктор Блэкрик хмурится.

— Я беспокоюсь, что ты будешь сильно загружена. Ты толком не отдохнула от переезда. А если ослабленный организм контактирует с…

— Я в полном порядке, — перебивает его мама.

Она собирает оставшиеся вещи, и на ее лице появляется прекрасно знакомое мне выражение. У нее точно так же горят глаза, когда она выходит на улицы города отстаивать права женщин, даже под угрозой ареста.

Но я не могу дать ей уйти. Нет, не могу. Нельзя, чтобы мама заразилась какой-нибудь ужасной болезнью, которая заберет ее у меня.

Повернувшись к доктору Блэкрику, я тихо бормочу:

— Знаете, ее уволили с прежнего места, где она работала медсестрой. Ее посчитали «неблагонадежной».

Отчим молча смотрит на меня, видимо, тоже потеряв дар речи от потрясения, но мама, которая стоит ко мне спиной, застывает на месте. Я ожидаю вспышки гнева. Я готова к этому. Я хочу этого. Так она дольше останется в безопасности.

Но мама просто выходит из гостиной.

Положив нож и вилку по обе стороны тарелки, отчим берет салфетку, лежащую на коленях, и, аккуратно сложив, кладет ее на стол.

— Полагаю, ты понимаешь, что это было неуместное замечание, — говорит он.

Я не знаю, смотрит ли отчим на меня своим ледяным взглядом, потому что сама на него не смотрю. Я изо всех сил стараюсь унять дрожь в руках, которые держу под столом.

— Я… — Голос будто застревает в горле, к глазам неожиданно подступают слезы. С усилием я отгоняю это ощущение. — Я что угодно скажу, лишь бы ее уберечь. Я на всё готова.

Пару мгновений висит молчание, но когда доктор Блэкрик отвечает, его голос звучит так ласково и участливо, так непохоже на его обычный прямолинейный тон, что я даже перевожу на него взгляд — убедиться, что рядом со мной он.

— Я тоже, — говорит он, глядя прямо на меня. — Но ты должна понять: твоя мама не из тех женщин, кого можно отговорить делать то, что она считает правильным.

От его слов я опешила — ведь это чистая правда. Мама смелая и упрямая, порой до безрассудства, прямо как папа. Но именно поэтому мой долг — защищать ее. Я медленно закипаю внутри, пока наконец не нахожу силы прошептать:

— Вам вообще не следовало разрешать ей идти в волонтеры.

Доктор Блэкрик вскидывает брови.

— Думаешь, я мог ее остановить? Очень лестно.

Несмотря на страх перед ним, мне хочется закричать. Руки под столом сжимаются в кулаки. Отчиму нет дела до мамы. Он притворяется, я уверена. Иначе он нашел бы способ удержать ее.

— Не волнуйся, — говорит доктор Блэкрик, натянуто улыбаясь. — Я обещаю, что позабочусь о твоей маме.

— А пообещать, что она не заболеет, вы можете? — выпаливаю я.

Отчим смотрит на меня с прищуром, но я не отвожу взгляда.

— Нет, не могу.

— Так я и думала, — отвечаю я. Затем встаю со стула и ухожу прочь из этого дома.

Глава 14

Спустя минуту я возвращаюсь в дом за теплой одеждой. На улице лютый холод. В глазах рябит от падающих с неба хлопьев мокрого снега. Вдоль берега тянется слякотная каемка, намерзшая от схваченной тонким льдом воды, ботинки скользят на камнях. Я плетусь через голый сад, обнесенный решетчатой оградой, которая увита высохшими растениями. Фрейлейн Гретхен открывает дверь за секунду до того, как я берусь за ручку.

Выйти под снегопад после ожесточенного спора довольно приятно. Вернуться в дом и увидеть, что Гретхен ждет меня, держа в одной руке пальто, шарф и варежки, а в другой свежеиспеченную вкусную булочку, завернутую в коричневую бумагу, — приятно вдвойне.

К тому времени как я, тепло укутанная, дохожу до берега, уплетая на ходу сдобу, вся моя решительность и злость улетучиваются, и я делаюсь квелая и понурая, как вязаная шапка, которую забыли под дождем.

— Возвращайся домой, если погода совсем испортится, — сказала мне вслед Гретхен.

Я зарываюсь лицом в шарф, чтобы согреть замерзающие щеки.

Поначалу я просто иду куда глаза глядят. В голове крутятся разные мысли о докторе Блэкрике и маме. Но, дойдя до северной части острова, где мне встретилась Мэри Маллон, я останавливаюсь. Вот что нужно сделать: сперва дойду до места, откуда видно остров Саут-Бразер, после отыщу Мэри и расспрошу ее.

От этой мысли у меня сводит нутро. Мама раньше ухаживала за пациентами с брюшным тифом. Я знаю, какая это страшная болезнь, и до смерти боюсь ей заразиться. По правде, я бы с радостью никогда больше не виделась с Мэри Маллон. Доктор Блэкрик говорил, что со мной ничего не случится, если я не стану есть ее стряпню, но я ему не доверяю.

Я ему не доверяю.

А раз так, быть может, он ошибается насчет Мэри. Может, ей вообще незачем находиться на острове.

Что гораздо важнее, если я с ней не поговорю, то не выясню, что она там такое знает.

На берегу очень, очень холодно. А если погода и правда в скором времени испортится, я не хочу оказаться под открытым небом, поэтому прибавляю шаг и гоню прочь страхи заразиться жуткой болезнью, заменяя их страхами о всяких ужасах, которые могут произойти, когда идет снег. Например, переохлаждение организма и обморожение. Я пытаюсь вспомнить другие страхи из моего списка, связанные со снегом.

голодные белые медведи

Подумав об этом, я хихикаю. Следом вспоминается