подловил на улице какой-то незнакомец и стал обвинять в том, в чем обвинял меня этот молодчик — без всяких доказательств, прошу заметить! — Мэри качает головой, — полагаю, в таких обстоятельствах даже у такой трусишки, как ты, нашлась бы толика смелости.

— А вы правда пытаетесь выбраться с острова? — Не знаю, почему у меня вдруг прорезался голос, но я радуюсь, что вновь говорю.

— Не просто пытаюсь, — отвечает Мэри. — С тех пор как меня привезли в Риверсайд, мое пребывание здесь превратили в цирк. Постоянно меня поддевают. Тычут в меня пальцами. Твой отчим. Его орава медсестер. Санитарки. Другой персонал. Все они таращатся на меня да перешептываются, когда я мимо прохожу.

Пес Мэри, видимо, почувствовал ее раздражение: пройдя по комнате, он уселся возле ее ног. Она рассеянно опустила руку и погладила его.

— Вот эти анализы сделаны здесь, на Норт-Бразере, — говорит Мэри, показывая на стопку бумаг по левую руку. — Как ты можешь догадаться, они положительные. В них утверждается, что я носитель инфекции. Но симптомов у меня нет. Ни единого! — Вздернув брови, она кивает на другую стопку. — А вот эти анализы сданы в частной лаборатории. По заказу моего адвоката. — Мэри подается вперед и спрашивает с заговорщицким видом: — Угадай, что в них сказано?

Я по привычке киваю, но осекаюсь и мотаю головой.

— Отрицательные, — заявляет Мэри. — Все до единого.

Я хмурюсь.

— Так вы не больны?

— Конечно нет.

— Но почему тогда вас держат взаперти?

— Не задавай глупых вопросов, — резко бросает Мэри, и я вытаращиваю глаза. — Ты ведь тоже ирландка.

Я гордо выпрямляюсь, выпячивая грудь.

— Я американка. И вы тоже.

Мэри разражается смехом.

— Можешь сказать это всем, кто живет в этой стране!

Сперва я не совсем понимаю ее слова. В Америке живет очень много ирландцев. В Нью-Йорке даже мэр и тот ирландец! К иммигрантам из других стран относятся куда хуже, чем к нам. Но тут я вспоминаю, что Мэри приплыла в Америку на большом корабле, как мои мама с папой, и я помню их рассказы о том, как им бывало трудно. Люди считали, что они грязные, потому что там, откуда они приехали, живут в грязи. Еще их считали ленивыми и безнравственными из-за их бедности. Их называли «отребьем» и «швалью». Меня тоже обзывали, и чаще всего, когда я гуляла с Беатрис и ее братьями. От этих воспоминаний так и мутит.

— Полагаю, в школе из тебя выбили всё ирландское, — говорит Мэри. — Но меня всегда будут воспринимать как чужестранку. А ко всему прочему, я еще и женщина, которая имеет собственное мнение и не боится его высказывать. Разумеется, газетчики изображают меня извергом.

Я перевожу взгляд на вырезки, испещренные грубыми рисунками и обвиняющими словами: «угроза здоровью общества», «матерая ирландская повариха», «занимает слишком много ценного места», «пышногрудая дылда», «ходячая чума», «фабрика по производству тифа», «стоит опасаться больше, чем профессионального отравителя или головореза в подворотне».

— Хочешь верь, хочешь — нет. — Пес Мэри приподнимается на задних лапах, и она, взяв его на руки, почесывает ему подбородок. Терьер мотает хвостом, ритмично ударяя им о стол. — В любом случае я скоро уеду с чумного острова. — Мэри как ни в чем не бывало смотрит в окно, затем поворачивается ко мне. — Возможно, у меня будет лишний билет. — Она пожимает плечами. — А может, и нет.

Царапка выползает из-под кровати и сворачивается клубочком перед камином. Мы переглядываемся. Этой женщине не стоит доверять. Как и доктору Блэкрику. Но сейчас Мэри — моя единственная зацепка, если я хочу понять, в какой мы с мамой опасности. Будь здесь Беатрис, она бы не отступилась. И выпытала бы у свидетеля всё до мельчайших подробностей.

Я мрачно смотрю на Мэри.

— Вы сказали, что знаете, что случилось с пропавшими медсестрами. Поэтому я и пришла сюда. Мне нужно знать, замешан ли мой отчим в их исчезновении.

— Твой отчим замешан во всем, что творится на острове Норт-Бразер.

Мне хочется поежиться, но я сдерживаюсь.

— Но… как именно? Он… он что-то с ними сделал?

Мэри окидывает меня оценивающим взглядом.

— Хочешь услышать, что я знаю? — Я поспешно киваю. — Я знаю то, что я не больна. Но на острове полным-полно людей, которые чем-то болеют. Оспа, проказа, туберкулез.

Я передергиваюсь, и Мэри это замечает.

— Судя по всему, тебе эти темы неприятны, — говорит она и меняет позу, будто собираясь встать со стула.

Я лихорадочно мотаю головой и хочу уже протянуть к ней руки и дотронуться до нее, но в последнюю секунду спохватываюсь и засовываю ладони под мышки, скрестив руки на груди.

— Вовсе нет! Пожалуйста, продолжайте.

Мэри смеряет меня взглядом и откидывается на спинку стула.

— Блэкрик просто деспот в том, что касается чистоты, распорядка и правил. Он хочет всё держать под контролем. Считает себя борцом с эпидемиями, прямо как тот злодей, что упрятал меня сюда, — Джордж Сопер. И знаешь, как твой отчим получает результаты для управления здравоохранения? Ставит опыты.

Осознав ее слова, я вытаращиваю глаза.

— Но… но эти медсестры, если они были здоровы, зачем ему…

— Это я здорова! — выкрикивает Мэри. — Он ставит опыты на мне! Представляешь, мне хотят вырезать желчный пузырь. Они всё пытаются добиться моего согласия на операцию. Мне прописывали уже столько лекарств, что я со счета сбилась. Хуже всего был уротропин — я чуть не умерла. — Мэри показывает на свой левый глаз. — Ты знала, что полгода я так сильно горевала, что у меня развился нервный тик? А этот глаз совсем обездвижел! Но это врачи не лечили. Я исцелилась только по милости Божьей.

От потрясения я не могу вымолвить ни слова и только хлопаю глазами, затем смотрю на Царапку. Он не сводит пристального взгляда с Мэри, его длинный хвост распушился от основания до кончика. Сделав несколько глубоких вдохов, Мэри немного успокаивается.

— К тому же с чего ты взяла, что пропавшие медсестры были здоровы? Здешний персонал тоже заражается. У них нет иммунитета. А когда его же собственные медсестры заражаются теми болезнями, с которыми он должен бороться… Что ж, это плохо отразилось бы на нашем дорогом докторе, ты так не считаешь? Это еще одна причина, почему женщина может стать жертвой.

У меня бешено колотится сердце. Все мои мысли — о маме, но каким-то образом мне удается выдавить:

— Так вы думаете, он… убил их?

Мэри пожимает плечами.

— Смотря что подразумевать под убийством. В любом случае, если бы кто-нибудь умер во время опытов доктора Блэкрика, ему бы пришлось избавляться от улик. И это объяснило бы, почему пропали медсестры.

Несмотря на охвативший меня ужас, я вдруг