– О боже! – Она съехала вниз. – Вы переходите все границы.

Уэстфилд через голову стянул сорочку. София возмущенно пискнула.

– Вы что, совсем голый?

– Нет, не совсем, – ответил он, заворачиваясь в полотенце. Повернувшись к ней спиной, он чистил зубы, посматривая на ее отражение в зеркале. София дерзко уселась в ванне и открыто начала рассматривать своего пациента. Похоже, его спина вызвала у нее большой интерес. Он слегка поиграл мышцами. София в немом восхищении покачала головой. Хейден удовлетворенно хмыкнул. Девушка взглянула чуть выше, и их отраженные в зеркале взгляды встретились. Щеки молодой женщины окрасились густым румянцем, тем не менее она ухватилась за края ванны и начала подниматься. И тут его словно черт подтолкнул, Хейден взялся за полотенце, как будто собираясь снять его.

– О боже. – Закусив губу, она крепко зажмурила глаза и снова съехала на дно емкости. – Вы страшный человек, неужели вы собираетесь обнажиться?

Нет, Хейден не собирался этого делать, он просто хотел, чтобы она оставалась в ванной комнате и говорила с ним. Ему хотелось узнать о ней больше.

– Посмотрите и увидите.

– Я не стану.

– Скажите мне, София, сколько вам лет?

Она выдохнула.

– Двадцать четыре.

Ее слова эхом отталкивались от стенок ванны.

– И что же заставило вас опуститься до того, чтобы ухаживать за человеком, подобным мне?

– Мгновенное помутнение разума.

Он улыбнулся.

– Вы, по всей вероятности, выросли в обеспеченной семье. Росли здесь, в Лондоне, – на это указывает ваша речь, хотя изредка у вас вырываются некоторые характерные для жителей севера словечки. Ваша семья живет здесь?

– Я не расположена беседовать с вами, милорд.

Рассмеявшись, он начал точить свою бритву о кожаный ремешок.

– Вы бреетесь?

– Гм-м, – промычал он.

Через несколько минут она сказала:

– Должно быть, у вас сильно болит нога.

Он ополоснул лицо водой.

– Нет, я прекрасно себя чувствую.

София недоверчиво фыркнула. Граф намылил мягкую мочалку для лица и обмыл предплечья. Ему надоели обтирания губкой. Он все бы отдал за возможность принять ванну, особенно если уговорить Софию потереть ему спину. Бросив мочалку в раковину, он подошел к Софии, лежащей в ванной. Капелька воды упала с его груди ей на лицо. Не открывая глаз, она стерла каплю кончиком пальца.

– Теперь вы одеты?

– Я уже сказал, что нужно взглянуть, чтобы удостовериться.

– Вы просто бесстыдник.

Не обращая внимания на боль в бедре, он присел на корточки у края ванны, положил руки на ободок и внимательно посмотрел на Софию. Как же она прелестна! Темные завитки ее шелковых волос выбились из строгой прически, являя резкий контраст с полированной медью ванны. Он представил, как она лежит в ванне обнаженной, теплая прозрачная вода сверкает на ее коже, лаская ее грудь…

– Неразумно так долго стоять без костылей, – сказала она, вырывая его из распаляющих воображение мыслей. Она заправила выбившуюся прядь под чепчик.

Хейден поднял руку, ему вдруг страшно захотелось вынуть к черту все эти заколки и снять с ее головы эту дурацкую шапочку. Сдержавшись, граф опустил руку и встал.

– София, я хочу искупаться.

– Нет, это невозможно, рана не должна мокнуть.

– Я могу поднять ногу над водой. А вы могли бы помочь мне, как помогали тому малышу, за которым вы ухаживали. Как его там? Ах да, малыш Эдвард Шор.

Она вздохнула.

– Эдвард ребенок.

– Но, если мне не изменяет память, вы говорили, что он мой ровесник.

– Милорд, не пытайтесь меня запутать, вы же знаете, что он далеко не ваш ровесник.

Она медленно открыла один глаз, потом другой. Вздох облегчения слетел с ее прекрасных губ, когда ее взгляд остановился на полотенце, повязанном вокруг талии. Хейден приложил руку к груди.

– Вы залечили мое уязвленное самолюбие.

Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но София встала сама.

– Могу я надеяться, что вы покончите с этим балаганом и вернетесь в постель?

– Да. – Он снова протянул ей руку.

– Мне не нужна ваша помощь.

Он отступил назад, прислонился к стене и сложил руки на груди. София шагнула за край ванны, но тут ее правая туфля зацепилась за его ночную рубашку, и она рухнула обратно, гулко ударившись о медную лохань.

Софии слышался звук, напоминающий шум подходящего поезда. Шум то усиливался до грохота, то стихал, и тогда раздавался приглушенный, словно запертый в бутылке, голос. Потом кто-то откупорил эту бутылку, и она смогла различить отдельные слова. Боже милосердный. Молитва? Это голос Уэстфилда? Молитва в его исполнении казалась столь же невероятной, как снег посреди лета.

– София? – Голос, хотя и мягкий, зазвучал более настойчиво. Как и легкое похлопывание по ее щекам. – София?

Она открыла глаза, и лицо Уэстфилда, вначале расплывчатое, медленно приобрело четкость.

– Слава богу.

Он прислонился своим лбом к ее лбу, отстранился и внимательно посмотрел ей в глаза. Ей все это снится, но на этот раз сон показался Софии несколько более распутным, чем предыдущий, поскольку она лежала в кровати Уэстфилда, а он, почти обнаженный, сидел на краю кровати, склонившись над ней. Она подняла руку и коснулась чувственного рта Хейдена. Тепло его дыхания согрело ее холодные пальцы, спустя мгновение граф прижал ладонь Софии к своим губам.

– Ты не должна двигаться. – Он бросил взгляд через плечо. – Мэтьюз! – И вновь повернулся к ней, между бровями Уэстфилда залегли глубокие складки. – София, вы узнаете меня?

Разумеется, она узнает своего строптивого пациента. Это был ее сон, но Хейден, как всегда, оказался настолько своевольным, что исхитрился ворваться в ее сон.

– Вы упали. Вы это помните?

Упала? Девушка дотронулась до затылка и поморщилась. Пульсировало так, словно кузнец стальным молотом бил по ее черепушке, как по наковальне. Она обвела взглядом спальню, затем посмотрела на полотенце, которое едва держалось на бедрах Уэстфилда. Так это был не сон!

– София, следовало позволить мне помочь вам выбраться из ванны.

Гром и молнии! Ванна! Теперь София вспомнила, она вырвала свою руку из его пальцев и слабо ткнула в его обнаженную грудь.

– Что ж, я заслужил даже большего. А сейчас… – он легко коснулся ее затылка, – надо приложить лед к этому гусиному яйцу. – Он бросил взгляд через плечо. – Бог знает, куда пропал Мэтьюз.