– София, мне страшно жаль, – еле слышно пробормотал он. Некоторое время он рассматривал ее обычно собранные в аккуратную прическу волосы, которые сейчас разметались по белой наволочке, словно темные шелковые волны. Он потянулся было, чтобы коснуться завитка, но быстро отдернул руку. Это так неправильно, с ней все в порядке, выметайся отсюда к черту. Хейден поковылял к двери, но когда до выхода оставалось всего несколько футов, он зацепился тростью за ножку стула и, споткнувшись, с грохотом упал на пол. Черт подери! Он перевернулся на спину и оперся на локти. Проснувшаяся от шума София села, натянув одеяло на грудь.

– К-кто здесь? – прошептала она дрожащим голосом.

Не обращая внимания на боль, Хейден замер. Лежа, он видел, как девушка осматривает комнату. К счастью, она не заметила распластанного на полу Хейдена. Вздохнув, она откинула одеяло и соскользнула с кровати. Хейден едва не застонал от увиденного. На ней была кремовая рубашка из тончайшего шелка, отделанная кружевом. Он окинул взглядом ее гибкий силуэт, подмечая, как ткань облегает каждый изгиб ее тела, открывая выпуклость хорошо очерченных икр и лодыжек. Будь он проклят! Он не раз рисовал в своем воображении Софию спящей в постели, но на ней всегда была наглухо застегнутая шерстяная ночная рубашка, а не наряд из тонкой летящей ткани. Обхватив плечи, София подошла к камину. Она перемешала угли медной кочергой и почти вплотную подошла к источнику тепла. Свет камина и лампы на каминной полке освещали фигурку в тонкой ткани, открывая ее длинные изящные ноги и место их соединения. Во рту у него пересохло. Ему следовало лежать тихо, но проклятая совесть буквально вытолкнула из его губ имя девушки:

– София.

Она охнула, обернулась и угрожающе подняла кочергу. Хейден кашлянул.

– Не пугайтесь.

– Это вы, милорд?

«Разве есть еще одна беспокойная душа в этой резиденции, кроме меня?»

– Да.

Она нерешительно подошла к нему. Без подсветки очертания ее обнаженного тела под ночной рубашкой расплылись.

– Что вы здесь делаете?

Она, должно быть, считает его развратником.

– Если я скажу, что я лунатик, вы мне поверите?

Последовала долгая пауза.

– Нет.

– Вы поверите мне, что, когда мне не спится, я прихожу сюда и лежу на этом самом месте?

Он постучал по ковру для убедительности, внутренне проклиная такую плохо сплетенную сказку. Она хмыкнула, явно не веря столь неумному объяснению.

– Вы мне не верите? – В его голосе звучало напускное возмущение.

– Скажем, несколько сомневаюсь.

Он тяжело выдохнул.

– Понимаете, София, умная женщина может доставить массу хлопот.

Девушка склонилась над ним и всмотрелась в его лицо.

– Вы пьяны, милорд?

Слегка во хмелю, но не настолько пьян, чтобы не понимать, что ему не следует здесь находиться. Однако он ухватился за эту отговорку, как ястреб хватает полевую мышь.

– Да, пожалуй, сегодня я несколько перебрал. – Для убедительности он растянул рот в шутовской ухмылке.

– Понятно, – спокойно ответила она.

– София, я попросил бы вас положить кочергу, вы же не собираетесь огреть меня ею.

Девушка посмотрела на инструмент, который держала в руках, и поджала губы.

– Может, и правда стоит?

– Огреть меня или опустить кочергу?

– И то и другое.

– Да, я понимаю, вы могли подумать, что я проник к вам в комнату с каким-то гнусным намерением, но, если бы мой план и в самом деле был таков, я бы залез к вам в постель, а не растянулся бы на полу.

Закусив губу, она внимательно смотрела на него, потом опустила кочергу и вернулась обратно к камину. Чем ближе она подходила к огню, тем прозрачнее становилась ее шелковая рубашка.

– София, не могли бы вы чем-нибудь прикрыться?

Она обернулась к нему, потом склонила голову и посмотрела на себя. Ее сонные глаза широко распахнулись.

– Ой!

Она закрыла руками груди. Его естество затвердело до боли, и Хейден застонал.

– Боже правый, женщина! Не делай так!

Она быстро подскочила к постели и накинула хлопковый халат.

– Вы не должны здесь находиться.

Она была права, но в свое оправдание он мог бы сказать, что не ожидал, что на ней будет такой откровенный наряд. Хейден встал на колени и оперся о стул. Плотно запахнув халат, София опустилась рядом с ним и подобрала трость.

– По крайней мере, у вас хватило благоразумия захватить с собой трость.

Лимонный аромат ее волос и лавандовый запах кожи заполнил его ноздри. Хейден нервно сглотнул. Действительно, здесь опасно оставаться, ведь ему так хочется обнять эту женщину и с упоением вдыхать ее запах. Граф потянулся за тростью, но София тут же спрятала ее за спину.

– Я не думаю, что вы настолько пьяны, милорд.

– Если я говорю, что перебрал, значит, перебрал.

– В миссии я видела много женщин и даже детей, страдающих от пьянства. Возможно, вы выпили лишнего, но вы не похожи на действительно пьяного человека. Ваша речь вполне разборчива и связна, кроме того… – Она пристально посмотрела на слегка покачивающегося на коленях Хейдена. – Равновесие не задето, хотя явно подводит.

Он протянул руку.

– Дайте мне мою трость.

– Возможно, вы хотели убедиться, что со мной все в порядке?

Он презрительно фыркнул.

– Этот удар головой повредил вашу логику.

– В самом деле?

Она присела подле него и улыбнулась. Боже, эта дерзкая девчонка еще имеет наглость улыбаться.

– Что смешного?

– Я знаю правду, милорд.

– И какую же правду, как вам кажется, вы раскопали? – спросил он.

– Правда в том, что вы склонны к заботе о людях, но вам бы не хотелось, чтобы об этом догадывались.

К заботе? Ему хотелось рассмеяться, поскольку в этот момент он жаждал лишь уложить ее на спину, раздвинуть ноги и овладеть ею прямо здесь, на ковре. Что бы она на это сказала, черт побери?

– Вы думаете, что действительно меня раскусили?

Она кивнула. Он придвинулся чуть ближе и провел пальцем по линии стыка ее пухлых губ. Ее темные глаза, обрамленные длинными ресницами, округлились.

– Скажите, София, вы действительно хотите знать, что у меня на уме?

София встретила распаленный взгляд его голубых глаз, и желание обожгло ей кожу. Боже, похоже, разум готов оставить ее. Надо срочно встать и прогнать этого человека, как сделала бы на ее месте любая благоразумная женщина. Однако она промедлила, почувствовав, как внутри ее живота разливается жар. Что с ней не так? На размышления не было времени, поскольку без какого-либо предупреждения Уэстфилд схватил ее за плечи и привлек к себе. На его лице появилось напряженное выражение, и на мгновение она даже немного испугалась. Одной рукой он обхватил ее талию и прижал ее к себе, их губы соединились. Этот порыв показался почти ожесточенным, словно подпитанным гневом, но его губы, обхватившие губы Софии, оказались на удивление нежными. С мягким стоном она выпустила из рук трость, та упала на пол, и ее золотой набалдашник ударил о толстый ковер с приглушенным стуком. Она обняла его, позволив своим рукам скользнуть по его белой рубашке и бугристым мышцам спины. Их тела сблизились. Тогда София откинулась на спину, и язык Хейдена вторгся в ее рот. Жар в ее животе разлился по ее венам, оставляя на своем пути нервное, но опьяняющее ощущение. Запустив свои пальцы ему в волосы, она обхватила его затылок и скользнула своим языком по его языку. Он издал хрипловатый звук, а его большая ладонь охватила ее грудь. София выгнулась, почувствовав жар его руки. Казалось, что она нуждается в еще большей близости, чтобы удовлетворить охватившее ее неистовое желание. Уэстфилд оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями сначала щеки, потом шею, спускаясь к ямочке над выступом ключицы, и наконец его губы заменили руку на груди, дразня через тонкую ткань ее сорочки, и спустя уже несколько секунд соски затвердели, как галька. Не отрывая взгляда от ее глаз, он дыхнул на влажную ткань, ее губы раздвинулись, и она вновь выгнулась, прижимаясь к нему, молча умоляя его продолжать. Он опустил ресницы, медленно, словно хотел помучить ее, провел языком по другому заострившемуся соску, снова взглянул ей в глаза.